Но вот и шеф, наконец, быстрым шагом идёт через плац, от караулки к вездеходу. А кто-то из вояк, кажется Фалинский, к воротам — отворять.
Сиверцев отметил, что из гражданских присутствовали только он сам, сменившийся Рахметян, да шеф — вообще говоря, маловато для дежурного институтского маршрута по заимкам. Обычно едут трое-четверо, а иногда и до восьми человек учёных: на каждой заимке когда один, когда двое остаются на вахту, а кто-то сменяется и грузится в вездеход вместо них, как сегодня Ваня вместо новичка Алексея или Альберт Рахметян вместо прибывшего на вахту пана Ховрина. Довольно часто весь маршрут проходят работники института из администрации — прямые коллеги Тараненко. Бывает, каких-то шишек в мундирах возят, но точно не имеющих прямого отношения к военсталкерам. Наверное, натовское начальство.
«Хорошо бы с нашей четвёртой заимки больше никуда не совались, — подумал Сиверцев мечтательно. — Что-бы сразу к периметру, через КПП — и в городок. К барам, к пиву, к ванной, полной чистой и неактивной, насколько это возможно около Зоны, воды и обязательно с высокой горой пены, пахнущей, скажем, жасмином или ещё какими ландышами. Бухнуться в неё, окунуться по шею, а потом протянуть руку, взять запотевшую бутылку, свернуть ей голову-пробку, сделать большой-пребольшой глоток и блаженно застонать…»
— Ты чего, наука? — пихнул его один из вояк. — Баба приснилась?
Ваня вернулся в реальный мир. Наверное, он до того замечтался, что застонал вслух.
— А? — Сиверцев ошалело глянул на военсталкера.
Учёный хорошо помнил его ещё по первому выходу в зону — фамилия его была Кутний, а имя упорно не вспоминалось.
— Извини, брат, — вздохнул Сиверцев. — Замечтался. Пива хочется, спасу нет! И Зона эта уже вот где! — Ваня выразительно чиркнул ладонью по горлу. Военный хмыкнул:
— Ну, да, ты ж тут с зимы торчишь… Озвереть можно, согласен.
— Налейте уж парню, — не оборачиваясь велел с переднего ряда Тараненко. — Точно заслужил!
Второй военсталкер, сидящий чуть впереди Сиверцева, но позади Тараненко полез за пазуху и добыл традиционную фляжечку, но Тараненко, опять таки не оборачиваясь, остановил его:
— Этого добра у них и на заимке хватает. Коньяку налейте! Ну, и мне заодно. Альберт, ты будешь?
Рахметян оторвался от планшета:
— Что? Коньяк? Да, налейте, если нетрудно…
И опять уткнулся в планшет.
Кутний весело хмыкнул и сунулся в кормовой отсек, на камбуз, где располагался аварийный барчик. Тараненко тем временем поднялся, прошёл к Ване и уселся рядом.
— Столик откинь, что ли, — проворчал он вполне дружелюбно.
Сиверцев с удовольствием повиновался — не на обзорный же экран ему пялиться? Хватит, двенадцать недель пялился на местные пейзажи чуть не ежедневно. Надоело такое кино.
Кутний, пятясь, вернулся в салон. Вездеход заметно качало, поэтому ему приходилось совершать чудеса эквилибристики, дабы удержать на подносе всё, что там стояло. А стояли там три небьющихся вискарных стакана, наполненных до половины, блюдечко с нарезанным лимоном и второе с ма-а-ахонькими охотничьими колбасками «Пикколини», как раз на один укус. Однако военсталкеры взвода прикрытия были хорошими эквилибристами — если надо. С подноса ничего никуда не делось и не упало.
— Спасибо, — поблагодарил Тараненко.