Поколение

— Не люблю нытиков и лодырей. Бездеятельность из беды превращается в вину. А ты со своим добром к ним…

— Нет, Стась… Нет и нет, — словно в забытьи повторила Вита. — Добро можно делать только с большим сердцем. — Она умолкла, но когда муж хотел возразить ей, резко оборвала его: — Ты можешь понять, что людям иногда до чертиков, до тошноты надоедает правильная неправильность их жизни? Нет же никакой гарантии в ее правильности! Условились люди, вот так и живут. Но ведь можно и по-иному!

— Можно, когда ты не мешаешь другому человеку. Человек живет среди людей, и он обязан считаться с этим.

— А мне вот такой же умник говорил нечто другое. Держите себя на расстоянии от людей, и вы сохраните их благосклонность.

— Если человек притворяется и лжет, то его в конце концов раскусят. Недаром говорят: «Как бы ни был невежествен человек, он всегда знает, когда ему жмут ботинки».

— Ты это про что?

— А все про то же. Я не могу постичь, а главное — хоть как-то оправдать поведение Димки и тех, кто вон там, — Стась кивнул в сторону ларька, — нагружается пивом. Только распущенностью и только неуважением к другим можно объяснить пьянство.

— А пьянство тысяч, которые ничего с собой не могут поделать? Клянутся, божатся, бросают пить, но не могут пересилить себя… Это что?

— Начиналось тоже с малого, с нравственной распущенности и неуважения, а кончилось патологией, болезнью. Неуважение и распущенность может остановить только сила. Сила и строгость закона. И нечего с ними цацкаться!

— А ты не думаешь, — строго спросила Вита, — что и общество виновато? Виновато, что плохо воспитывают в школе, в семье, в коллективе. Виновато, что где надо и где не надо в продаже разливанные моря спиртного. Виновато, наконец, что не всегда человеку может предложить взамен выпивки интересное занятие или развлечение.

— Утопия, — отмахнулся Стась. — Свинья лужу найдет. Нужна строгость. Человек должен полной мерой отвечать за содеянное. И хорошее и плохое. Есть одна истина, не подлежащая сомнению, — быть справедливым. Что заслужил, то и получи.

— Я не думаю, что в наших законах недостает строгости. Они строги…

— Салтыков-Щедрин говорил, что строгость законов значительно смягчается необязательностью их выполнения. А это уже беззаконие.

— При чем тут Щедрин? Он имел в виду не ту Россию, в которой мы с тобой живем, и, следовательно, толковал не о наших законах. А жестокость всегда порождала и будет порождать только озлобление и ту же жестокость. Ну как ты можешь упрятать Димку без его согласия в клинику? Он же не сумасшедший. Сила и жестокость, по-моему, всегда рядом со смертью. А чуткость и доброта — это жизнь.

— Ну, ты как оракул. Изрекаешь истины… Да не жестокость и сила, а выполнение людьми определенных норм человеческого общежития.

— С помощью силы?

— Если не поддаются воспитанию, да!

— А кто определит меру этой силы?

— Это, дорогая Вита, сказка про белого бычка…

— Нет, не сказка, а, как ты любишь говорить, разность позиций. По этой черте весь мир делится надвое. Одни хотят лечить его чуткостью и добром, другие — силой и жестокостью.