Поколение

Пахомов подумал, что людей волнует будущее всегда больше, чем прошлое. Видно, поэтому его все больше интересует Димка? Есть в этом интересе и другое: он плохо знает молодых, и ему до самоотречения хочется понять их. Но сможет ли он это сделать в романе? Романный Димка не может совпасть с тем реальным Димкой, сыном Михаила и Маши Буровых, но Пахомов должен передать его суть как человека нового поколения. Для этого нужно найти в письме те изобразительные средства и ту форму, которые бы выразили эту суть.

Различие между жизнью и искусством Пахомов глубоко понял, когда стал писать для театра. Если актер передает на сцене истеричного, издерганного и душевно не уравновешенного человека тем, что впадает в истерику и, надрывая себя, доводит до экстаза, то это будет патология, а не искусство. Актер должен играть, а не болеть на сцене. Ему надо найти правильную условную форму передачи состояния истеричного человека, играть задачу, а не выполнять ее натурально.

Так и в литературе. Жизнь достоверно и правдиво передается только тогда, когда писатель нашел необходимую форму ее воплощения. А если он рисует жизнь, не переплавив ее в формы искусства, получается натурализм.

Пахомову нужно было писать сцену аварии на Ямальской буровой. Погиб человек, известный на всем нефтяном Севере буровой мастер Федор Савушкин. Его смерть вызвала скандал. На промысле началось «брожение умов». Молодые рабочие и инженеры возмущались «дилетантским» и «некомпетентным» подходом к проблемам серьезного расширения добычи нефти и газа на Крайнем Севере.

И в этом они обвиняли Федора Савушкина.

— Слепой фанатизм, который по непонятному недоразумению привыкли называть энтузиазмом, — вот что такое Савушкин, — сказал Димка, когда они с Пахомовым обсуждали этот трагический случай.

Пахомова поражала жестокость суждений молодых. Федор Иванович Савушкин, в прошлом боевой офицер-разведчик, был смелым и волевым человеком. К фронтовым орденам и медалям он прибавил уже здесь, на Севере, высокие трудовые награды. Когда 9 мая, в День Победы, он надевал свой праздничный костюм, вся грудь его сверкала от орденов. И все же нашлись такие, которые не пожалели ни его прошлого, ни настоящего.

Руководители нефтепромысла, где работал и погиб Савушкин, обратились в местные органы с просьбой присвоить его имя поселку, а молодые выразили свой протест. «Нельзя ставить памятник невежеству», — писали они в инстанции и добились отмены решения районного Совета.

Конечно, Федор Иванович был крут и упрям, но ведь его характер сформировало время. Война, послевоенная разруха… Не хватало техники, оборудования, стройматериалов. А нужно было строить и укреплять мощь страны, добывать руду, нефть, газ… Нужно было. Вот и налегали на «энтузиазм», брали «натугом». А что было делать? Это сейчас легко рассуждать и осуждать «техническое невежество», бросаться словами «инженерная безграмотность». А сколько было сделано руками этих людей! И Савушкин и другие были мостом, по которому пришли сегодняшняя техника и инженерный расчет.

— Мосты заменяют, когда металл и железобетон устаревают, а не ждут катастрофы, — раздраженно говорил Димка.

— Да заменяют. Федор Иванович работал на разных должностях, а здесь, на Севере, был буровым мастером.

— Пришли грамотные инженеры и подвинули, — возразил Димка. — Но и буровой мастер — слишком для него большая должность. Авария на его совести…

— За аварию он заплатил жизнью, — ошеломленный словами Димки, сказал Пахомов. — Спас людей.

— Не было бы аварии, и спасать бы никого не нужно было.

Степан хотел понять природу этой жестокости к человеку, который всю жизнь честно работал, воевал, вновь работал, единственной виною которого был недостаток образования. В пятидесятые годы Савушкин окончил вечерний техникум, начал заочно учиться в институте, да так и не осилил его. Конечно, Савушкин не знал некоторых вещей. Но это с лихвой перекрывалось его опытом и преданностью делу, которому он служил. Да и что значит «не знал»? В этом тоже надо разобраться. Молодые многого не знают из того, что очевидно для нас, стариков, однако же никто не ставит им этого в вину. Откуда такая жестокость?

— Это не жестокость! — кричал Димка. — А справедливость. Справедливость не может быть жестокостью. Запомните! Жестокость — это несправедливость.

— Нет, Дима, это только ловкая игра слов. По большому и совершенному счету, возможно, так и должно быть. Но жизнь несовершенна, она только к совершенству направлена. Наверное, так может быть в литературе, но не в жизни…

Пахомову хотелось разгадать загадку «нулевого» поколения. Так геолог Сакулин называл нынешних молодых. И называл потому, что им предстоит соединить второе и третье тысячелетия.

От этого поколения начнется отсчет третьей волны цивилизации, которая найдет в себе волю и энергию жить в разумном согласии с природой или окончательно загубит жизнь на Земле. Эти три волны цивилизации Пахомов взял из доморощенной сакулинской модели разумного существования человека. Первая волна была до появления машин, вторая, постмашинная, относится к эпохе развитых машин и третья — когда будет разрешен конфликт человека с природой. Это произойдет, как считал Сакулин, в начале третьего тысячелетия.

Пахомов скептически относился к этим странным умозаключениям Сакулина, они не вписывались ни в какие известные ему теории, но ведь не зря же Сергей Семенович назвал себя «невписавшимся». Степан не соглашался со многим в Сакулине, однако это не мешало ему с уважением относиться к его «примитивным» теориям, которые хоть и странным образом, но все же объясняли запутанный мир.