Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию #4

22
18
20
22
24
26
28
30

— Цыгане? Землеробы? — веселился тот, похлопывая ладонями по краю стола. — Ну ты сказанул... У них руки не из того места произрастают! Коня украсть аль на картах погадать — это да... Но огородничать!..

Осмеянный Швец обиделся и уткнулся в тарелку.

— Ты, неук, кочаном на плечах пользуйся, — по прежнему посмеиваясь, принялся вразумлять шеф. — Платили они нанятым сущую безделицу, а прибыль имели агромадную. Ян, кстати, придумал... Мафиози итальянским себя возомнил. Он и Петуховой рот повелел зашить — наказывал, значит, за то, что цену та набить хотела, коммер... сантка непутёвая. И на Грабчак велел напасть. Мыслил, от них каверза идёт. Суть не в том. Дальше слушайте... Дурман мало сделать — его надо ещё и продать. На том Рада и споткнулась. Не знаю, с кем они там закусились при сбыте, а только седмицу назад человек к ним приезжал... Я ведь второй раз к Ляле захаживал, тайно, за подробностями. Беседовал с ней без лишних ушей... Так вот, она сказала — серьёзный гость их навещал. Сама не видела. Слышала... Разговоры тот человек разговаривал, велел не лезть в чужое корыто. Цыгане покумекали и договорились с ним: распродают остатки и не мешаются. Миром вроде решили. Гость уехал, а они за своё. Обмишурить возмечтали, смошенничать. Доходы-то рекой течь начали... Не ведаю, чем бы закончилась та возня, да только мы за них принялись и всё порушили.

В кармане Швеца зазвонил смартфон. Не привыкший к обновке призрак резво зашарил по карманам, добыл аппарат, ответил:

— Да... Да, давали. Мне сейчас неудобно говорить, я перезвоню.

Отключившись, он раздражённо попросил напарника:

— Покажи, где звук убирается? Посидеть не дадут...

Наличие у подчинённого персонального средства связи привлекло внимание боярина.

— Обзавёлся?

— Я купил, — вывалил чистую правду Сергей, попутно включая виброрежим на Антоновой звонилке. — Для удобства в работе. Как раз вот и работаем. Вычисляем, кто на Яна работал. Наверное, уже не надо...

— Надо. Черканите номерки потом. Кто звонил, когда... Передадим Вадиму. Пущай старается. Сбили вы меня своими игрушками. На чём я остановился?

— На том, как мы все всё испортили, —подсказал Швец, поигрывая пустой рюмкой.

— Ага... Да! — припомнил Фрол Карпович место, на котором остановился. — Ляля, после нашего с ней первого разговора, попробовала убедить родню бросить подлое занятие. Чуяла, чем закончиться может... Травы велела в нужнике утопить, молодёжь спрятать на время. Спокойствия семейству жаждала. Те вроде бы и поверили, а добра им жаль стало. Полную машину сумок набили перед бегством. Вознамерились в другой губернии развернуться...

— Но ведь она своих слила! — поступок старухи пока оставался непонятным для призрака. — Сами же сказали — в песне расклады дала!

— Не слила. Не слила! — будто убеждая самого себя, излишне горячо воскликнул шеф. — По уголовному кодексу за те травки им предъявить нечего, остальное — не нашего поля заботы. Ляля понимала, что делает. Припугивала распоясавшуюся молодёжь. Просила за них. Боялась, что по стенке размажут их за хитрости. Не полиция — так другие, пострашнее да крови не боящиеся. А оно вон как вышло... Послушались, да не слишком. Хлебнут теперь лиха.

Вспоминая забитый под потолок Фольксваген, Сергей рассеянно спросил:

— Выходит, если бы цыгане послушались полностью, выбросили гербарий, то вы бы их не трогали? А Юнона Петухова с зашитым ртом? Понять и простить?

Фрол Карпович не смутился.

— Не трогал бы. Покаяние разным бывает. Иногда — вынужденным. А за Юнону — полиция ведь существует для чего-то? Подсказали бы, в чью сторону глядеть, не без того, а далее — пусть стараются... По закону! Ох... умеешь, ты, Иванов, любой мёд дёгтем испоганить.

Уклончивая позиция начальства немного смутила инспекторов. Оба сообразили — есть нечто, о чём тот не хочет говорить. Слишком обтекаемо упоминал он визит к ромалам, слишком быстро переключался на основную тему, не желая вдаваться в подробности.