Перепугавшись, Иванов подбежал к креслу. Проверил ауру, пощупал пульс, выискивая в пожилом теле остатки жизненной Силы. Слабенькие, но были. Выдержал дряхлый организм встряску, помощь пока не требуется.
— Его сожительница в огороде, в теньке под деревом, — не проявляя ни капли жалости, поведал напарник. — Я её на задницу усадил, корову толстомясую, вроде бы на отдых. Соседи не заметят. Пусть поскучает. Нам мешать не будет.
— В чём прикол?
— Во лжи. Старпёр нам почти не врал, кроме одного момента. Причастен он убийству. На жилье прокололся.
— А что не так?
Поуспокоившийся Швец, не отводя взгляда от бессознательного хозяина дома, сердито скрестил руки на груди, пару раз качнулся с пятки на носок.
— В семидесятых годах прошлого века квартиру нельзя было купить или продать. Её выдавало государство и собственниками, в привычном тебе понимании, жильцы не являлись. Схема владения напоминала нечто вроде пожизненной аренды с широкими правами пользования. И вариантов сменить имеющиеся хоромы на другие, поудобнее, имелось очень немного. Основные — или получить новую жилплощадь в связи с увеличением членов семьи, отстояв длинную, иногда в десятилетия, очередь; или обменять по согласию сторон. Если район получше или комнат побольше — с негласной доплатой. У меня тётка когда-то менялась — Томск на Ставрополь. Здоровье заставило... Еле-еле смогла тему провернуть. По всей родне бегала, занимала. Три с половиной тысячи по итогу вывалила бонусом, и счастлива была. Так там однушка на однушку! А этот умник махнул бабкину хрущовку с окраины на сталинку в далеко не самом плохом районе. Я город хоть и не знаю, но по карте посмотрел — недалеко от центра. Думаешь, бесплатно? Звёзды удачно сошлись?.. Ты данную тонкость мимо ушей пропустил, я же заметил...
Соображал Иванов быстро.
— На пропавшие денежки намекаешь? Те, которые якобы брат цапнул?
— На них. Зарплата токаря без разряда, после армии — сто двадцать рэ. Сам, дембельнувшись, полгода отработал в слесарке на заводе, знаю... С прогрессивкой — до ста сорока могла дойти. Старуха тоже не миллионерша была, раз сторожевала при фабрике. Рублей девяносто имела, если мне память не изменяет... Плюс мизерная пенсия. За какие шиши обмены устраивать?
— Спроси чего полегче, — промямлил Иванов. — Я и в деньгах советских теряюсь... Сто двадцать — это много или мало?
— Впритирку. Особо не разжиреешь, — напарник шмыгнул носом, посмотрел на двери. — Начинаем допрашивать. Скоро тётка в себя придёт...
Обойдя кресло сбоку, он приложил так и не погашенную Печать к голове Рваных. Поначалу ничего не происходило — мужчина по-прежнему оставался безвольной человекоподобной куклой с едва бьющимся в груди сердцем.
— Древний совсем, — расстроенно пробубнил Сергей, беря сидящего за запястье и вливая в чужое тело немного Силы.
Сидящий от такой «донорской» помощи заворочался, приходя в себя, заперхал сухим, дробным кашлем. Приоткрыл глаза. Мутные, блёклые, слезящиеся, не соображающие.
— Уверен, что не соврёт?
— Нет, — признался Швец. — Это шеф у нас разумом управлять умеет, а я ... максимум под контроль взять ненадолго. Расчёт на слабоволие при таком полурастительном состоянии. Хочу задать уточняющие вопросы и сравнить ответы с ранее полученными. На нестыковках акцентировать внимание. Классика допроса.
Распределение ролей показалось инспектору бестолковым. Антон контролирует старичка, а он держит его за руку и следит, чтобы фигурант не помер раньше времени. Вроде и все при деле, а говорить неудобно. Тут глаза в глаза надо общаться, ни на что не отвлекаясь.
— Меняемся, — коротко потребовал Сергей. — Объясни принципы.
— Печать сама всё делает. Кладёшь объекту на голову, дальше он становится управляемым и способным на привычные для него, несложные действия. Идти, водить машину, если умеет, прыгать. Думать — нет, почти не способен.