В один из ясных солнечных дней, когда Николай Николаевич прибыл на свою дачу для долгожданного завершения работы с Мальвиной и первым делом подошел к клумбам распустившихся цветов. Дыша их дивным пьянящим ароматом с закрытыми глазами, он неожиданно услышал с балкона второго этажа соседского дома голос Ирины Игнатьевны.
– Николай Николаевич, здравствуйте! Не могли бы вы зайти к нам. Мальвина оставила вам записку с просьбой передать ее лично вам из рук в руки…
Он вежливо поздоровался и вежливо поинтересовался, почему отсутствует Мальвина. Услышал, что ее вызвал к себе ее поклонник, с которым она должна была поехать на переговоры с директором какой-то музыкальной радиостанции для потенциальной презентации ее песен. Николай Николаевич еще более удивился, что Мальвина попросила не сообщать о своих переговорах Игната Демьяновича, как всегда занятого своими делами и отсутствовавшего дома в настоящее время.
– Хорошо, иду.
– Только возьмите с собой вашу знаменитую гитару. Для меня попоете, развеете грусть-тоску вашей соседки, тайной поклонницы вашего таланта.
Делать нечего, надо принимать предложение соседки, чтобы прочитать оставленную для него записку Мальвины. Он пробурчал в нос что-то не очень членораздельное, мол, «как скажите, нельзя отказывать в просьбе своим тайным поклонницам» и пошел за гитарой. Переоделся в тренировочный спортивный костюм и пошел с гитарой на назначенную ему встречу. На крыльце соседского дома его поджидала Ирина Игнатьевна, куртуазно протянула тонкую изящную руку для рукопожатия, как старинному другу дома. Предложила чашечку крепкого кофе, от которого Николай Николаевич никогда бы не отказался при плохом настроении. А при хорошем настроении, с каким он пришел к соседке, отказываться от фирменного кофе было бы сродни преступлению. Настроение ещё более улучшилось, когда он прочитал записку Мальвины, пока Ирина Игнатьевна на кухне готовила фирменный кофе в турецкой турке из кованной меди.
Смысл послания Мальвины его малость озадачил: поклонник её почему-то просил не сообщать о переговорах с директором радиостанции. Вряд ли готовился сюрприз для Игната Демьяновича, в этом было что-то другое, непонятное для Николая Николаевича. И еще был странный намек, что поклонник-олигарх нервничает по поводу своего участия в продвижении проекта протеже-вокалистки с гитарой из-за необузданной ревности его престарелой супруги.
Николай Николаевич пошел на чудный запах варящегося кофе, чтобы лично забрать чашечку с дымящимся напитком, не утруждая хозяйку. Она призналась, что черный кофе её противопоказан, поскольку усиливает сердцебиение и увеличивает артериальное давлении. Вот и готовила кофе хозяйка дома только для одного Николая Николаевича, что выводило его из равновесия вследствие излишних хлопот. Уже на кухне он в процессе варки кофе разговорился с хозяйкой, которая, оказывается, стала вести все дела СНТ по праву заместителя своего мужа, приобретшего, между прочим, еще несколько участков в их товариществе для расширения своего цветочного бизнеса.
Судя по краткой характеристике сегодняшнего поведения Мальвины, которую поведала Ирина Игнатьевна, ее одинокая взбалмошная младшая сестрица находится между молотом и наковальней в лице ее поклонника, генерального директора строительной корпорации и его старой подозрительной жены. Старуха столкнулась с Мальвиной где-то на артистическом приёме, который устроил ее супруг, и узнала, что в жестоком мире шоу-бизнеса, где процветает жестокое отчуждение, не говоря уже о дичайшей конкуренции, олигарх-супруг продвигает, благодаря своим финансам, на музыкальный олимп неизвестную вокалистку-менестреля, на которую до этого никто решительно не обращал внимания.
– Радио, выпуск компакт-диска и прочие пункты продвижения на олимп – и все это вдруг сдвинулось с места, стало бурно развиваться и прогрессировать. Это даже стало первоочередным делом для олигарха, чем его развод и женитьба на Мальвине.
На что Николай Николаевич сдержанно улыбнулся и сказал, невольно дернув щекой:
– Мы ещё не всё с ней доработали, вот я и приехал сюда доработать…
– Ещё успеете, Мальвина сказала мне в сердцах, что надо ковать дело, пока горячо, пока заметалось… – Она игриво поглядела на Николая Николаевича и сказала с вызовом. – Хороший сегодня денёк, не хотите поиграть мне песни из вашего альбома с Мальвиной. Ее исполнение я оценила… Теперь хочу ознакомиться с авторской трактовкой композиций – имею я на это право, раз мы соседи и знакомы уже столько лет, начиная с первых субботников…
– Вам, действительно, интересна моя трактовка? Или вы преследуете какие-то иные цели в отсутствие Мальвины и Игната Демьяновича?
Она испугалась, вызывающе разглядывала соседа в упор, а потом ответила изменившимся голосом:
– Вы ведь не Синяя Борода, погубитель девиц и замужних женщин. Я ведь иногда прислушивалась на балконе к тому, что вы поете, подыгрывая себе на гитаре. Меня почему-то это сильно возбуждало… – Она сделала пластичный жест рукой. – Это же так естественно, что мелодии певцов-мужчин действуют своей скрытой эротикой на доверчивых, открывшихся музыке женщин… Про Высоцкого говорили, что стоило ему только заиграть в кругу женщин свои колдовские энергетические песни, и все женщины-слушательницы были у его ног – уводи их и пользуй… А в ваших песнях есть энергетика Высоцкого и нежная лиричность Дассена… Вот это меня и заводит… Только если вы сплав Высоцкого и Дассена, вам надобно записывать диск, а не Мальвине с ее ангельским вокалом….
– Ну, может быть, вы попали в мою уязвимую точку, я обожаю Дассена и Высоцкого, но голосом не вышел. Что-то среднее и аморфное между ними. У Мальвины всё более гармонично и естественно… – Сказал Николай Николаевич, вставая с дивана, потом он медленно оперся на стену, обитую драгоценной породой дуба и продолжил: – Хорошо, я буду петь для вас, Ирина Игнатьевна. Это не тщеславие автора, но желание петь для понимающих тебя людей, родственных душ, по определению.
– Да вы родственная мне душа, – кивнула головой Ирина Игнатьевна и густо покраснела. – Мне вы нравитесь не только как бард и менестрель, но и как красивый мужчина. Я всегда с восторгом смотрю на вас, когда вы вдыхает цветочный аромат – раньше в нашем саду, потом у ваших клумб, которые вы устроили вместе с Игнатом…
Она замешкалась, словно позабыла отчество супруга, как-то напряглась и расстегнула верхние пуговицы на блузке, словно ей стало отчего-то душно невмоготу.
– …Демьяновичем… – подсказал смутившийся Николай Николаевич.