– Отлично, втроем, так втроем, «атруа»… Но ты не будешь уставшим при исполнении своих хитов, а то ты из своего предприятия не вылезаешь… Пашешь, как папа Карло… Между прочим, о какой сумме твоего гонорара идет речь?
– Пес его знает… Точнее пес ее знает… Выясним, милая доченька, на месте…
– По латыни это: ин ситу (in situ), как говорят у нас в медицине. Между нами, девочками-санитарками, откровенность за откровенность: как у тебя с давлением, папа?
– Вроде терпимо… Если и не слишком нормально, не идеально, не сто двадцать на восемьдесят, то все равно в приемлемых диапазонах, плюс – минус…
– Я перед поездкой тебе смерю давление… В любом случае, возьму походную санитарную аптечку со всеми нужными лекарствами… Нельзя же так себя не щадить на производстве, папа… Не мальчик уже, надо работать и стариться в работе красиво.
– Пусть у тебя так будет… А у меня, как есть, так и есть и будет так… – Николай Николаевич усмехнулся сейчас я тебя порадую парадоксальной фазой на уровне афоризма Жизнь такова, какова она есть и больше ни какова…
– Это твои слова из новой песни…
– Нет, не мои… В сумбурные институтские времена просчитал как-то и где-то в стенгазете общежития… А в стенгазету эта фраза из газеты, наверно, перекочевала…
– Тогда запоминать не буду…
– Напрасно… Эту цитату неизвестного автора можешь использовать – именно как цитату, многократно цитируемую бардами – в своих песнях…
– Спасибо за совет перед ожиданием сиреневой магии и предчувствия, предощущения новых моих мелодий и песен в сиреневом тумане, где в конце туннеля есть свет, но и свет сиреневый…
Глава 24
В машине по дороге на дачу они с Катей разговорились как-то хорошо, по-душевному. Николай Николаевич время от времени поворачивался в сторону Кати, якобы оценивая «помеху справа», всматривался в ее точеный профиль симпатичного румяного лица и думал и своем. «Как же мне повезло, что я нашел выход из тупика для дочки, оказавшейся в затруднительном положении. Собиралась стать мамой, а тут трагедия, смерть жениха, его гибель совпадает во времени с выкидышем. Как тут с ума не сойти, окрыситься на весь жестокий мир? Теперь я понимаю, почему дочке руки целовал – потому что без слов умолял, чтобы она как-то ожила, когда ожить быстро не возможно… Как это случилось, что у меня возникла странная идея оживить ее, вывести из ступора с помощью гитары на стезе барда-менестреля?»
– Я тебя не перегрузил, заставив изучать музыкальную и даже нотную грамоту на уроках с учительницей-соседкой, женой Петра?
– Да, нет, пап, мне это было тогда просто необходимо – отвлечься от горестных мыслей… Хотя поначалу тяжело было: лекции, практика в операционной, а тут еще твои уроки, а дополнительно еще нагрузка с учительницей музыки…
– Прости, добрая моя, не гневайся на меня за перегрузку, за напряг, ладно?
– Проехали, пап, не бери в голову… Я нисколько не гневаюсь на тебя, больше на себя гневаюсь из-за того, что в любовный дурман окунулась… прыгнула, как в пропасть… А тут на моих глазах жениха убили… Столько смертей и…
– Стоп, остановились, – приказал Кате Николай Николаевич и подумал: «Не хватало ещё, чтобы мы с ней смерти и выкидыши обсуждали. В конце концов, у Лиды тоже выкидыш был. И ничего родила дочку через какое-то время».
– Хорошо, пап, остановились, – улыбнулась Катя, – только ты не останавливай машину, не то мы на свидание с Ириной Игнатьевной опоздаем, а это не дело…
– Не опоздаем… Я не люблю опаздывать, вообще и в принципе, работа на оборонном предприятии научила вот такой простой житейской мудрости жизни…