– Нет, не Клинкер, Никита я… Не стреляйте, я Никита…
– Никита – всё вроде побрито, да не выбрито, – тихо, но угрожающе произнес Вячеслав, и с этими словами вытащил пистолет. – Придется тебя проверить, как в романе. Мое ты имя знаешь, посему тебя расстреливать, как в случае гимназистов, нельзя. А имя моего гостя ты не знаешь. Вот и придется нам порешить тебя, исходя из романного контекста… Сойдёшь за мишень, Никита…
– Не должен был знать имя вашего гостя, Вячеслав Иванович, но мне назвали ФИО вашего гостя, как ключевого свидетеля по дорогой картине… Я должен был только удостовериться в приходе его и передать информацию… А кому – лучше не спрашивайте… Не велено говорить…
Вячеслав спокойно открыл окно в весенний сад и, не прицеливаясь, выстрелил вверх из окна коттеджа в воздух. Усмехнувшись, так же спокойно констатировал:
– В белый свет, как в копеечку… Придется все и подробно рассказать тебе Никита, кто послал тебя сегодня сюда ко мне? Зачем, с какой глобальной и локальной целью послал?
Через пару минут Вячеслав и Александр знали то, что должны были знать… По поводу «лунного шедевра» это был только первый контакт через систему посредников и случайных лиц, к числу который относился и сосед Никита с бегающими глазками. Вячеслав деловито спрятал в карман куртки и поинтересовался:
– Тебе, правда нужны деньги в долг?
– Не обязательно… Спасибо за чай, Вячеслав Иванович… За ваши шуточки и прибауточки…
– Да какие здесь шуточки, Никит, дело, куда тебя втравили, не шутейное… Передай, кому надо, я готов встретиться с авторитетными лицами по проблеме исчезнувшей картины и говорить с купцом…
– С купцом? Каким купцом?..
– Тем самым, у кого картина… Обрати внимание, Никит, я употребил вежливый термин «купец», а не невежливое определение «вор».
– Ну, я пошел?.. – переминаясь с ноги на ногу, пискнул подавленный случившимся Никита.
– Иди… – кивнул головой Вячеслав. – Будь здоров и не кашляй. Через день-другой отзвонишься, что и как?..
– Хорошо.
Когда сосед ушел, Вячеслав сказал:
– Почему-то я так и думал, что должно произойти именно так, как произошло.
Через полчаса позвонил Жагин и сказал:
– Мне дали фотографию «лунного шедевра» и назвали сумму, которые купцы хотели бы получить.
Вячеслав положил трубку после короткого разговора с Жагиным по порядку дальнейших действий и заключил:
– Лёд тронулся, господа присяжные заседатели… – А потом неожиданно добавил. – Я недавно перечитывал этот роман. На меня как-то особенно подействовали слова Андрея Криворотова, напомнившего первому гимназисту их класса Кошкину, как они с Лео Шмуцкосом ходили в ночь ядом с соляным амбаром убивать первого встречного и поперечного, так сказать, «убивать совесть». Мол, вывод таков: зря это делали, потому что расстреливать было нечего… Что к одной и той же девушке, если к ней подойти со звёздами, то она звёздами и откликнется… А если хватать ее руками, то это, что же – ницшевский хлыст?.. И Криворотов говорит Кошкину: тебе удобнее руками, чем мозгом, и тебе безразлично, горничная это или Валентина Александровна – для рук… И дальше пафос: «Я пришел тебе сказать, что мы зря ходили расстреливать совесть, ее никогда и не было. Я не знаю почему это так. Но все это я говорю о тебе, то есть то, что у тебя никогда не было совести. Теперь уже не ты мне, а я тебе никогда не подам руки».