Ключ Соляного Амбара

22
18
20
22
24
26
28
30

«Славна Можайская земля творческими людьми. Один из них – профессор Александр Николаевич Бубенников. Он увлечен историей родной земли и постоянно в архивах находит новые сведения о ее прошлом. Добытые и осмысленные Александром Николаевичем материалы оформились в книгу «Можайские чудо-тайны Руси святой». Презентация книги А.Н. Бубенникова состоялась на празднование Дня города». На снимке: А.Н. Бубенников за раздачей автографов (справа за столом). Фото Р. Стрелова.

Но больше всего заинтересовала статья краеведа Л.П. Волковой, подготовившей материал по рукописям Н.И. Власьева, первого директора, можайского краеведческого музея, расстрелянного в 1938 году на Бутовском полигоне.

Под рубрикой «Из архива» был напечатана статья под названием «Поведай мне веков теченье»:

«Шестого декабря 1927 года крестьянин деревни Шаликово С.Г. Никитин доставил в местный музей местного края книжечку с оборванной обложкой и заглавным листом, с портретом поэта-крестьянина П.П. Филимонова. На вводном листе от редакции:

«П.П. Филимонов родился 21 ноября 1834 года в деревне Радчино Московской губернии (Клементьевской волости, бывшего Рузского, ныне Можайского уезда) в семье крепостного крестьянина, принадлежащего помещику, графу Юфимовскому. Школьного образования за отсутствием школ в то время для крестьян он не получил, и, несмотря на тяжелые условия жизни самоучкой изучив грамоту, страшно привязался к чтению. Случайно познакомившись с произведениями И.С. Никитина, Филимонов стал сам писать стихи, которые через некоторое время начали появляться в разных периодических изданиях. Как и большинство так называемых «самоучек», прошедших школу жизни, П.П. Филимонов всей душой отдался творчеству. Впоследствии он примкнул к кружку писателей из народа, образовавшегося в Москве в конце 1880-х годов, а затем с самого начала возникновения Суриковского литературно-музыкального кружка был деятельным членом его и впоследствии казначеем. Всей душой преданный литературе, Петр Прокофьевич Филимонов, несмотря на свой преклонный возраст, являлся душой кружка, и вокруг его имени, как вокруг старого дуба молодые березки, ютились молодые писатели и поэты, находя у него всегда и сердечное сочувствие к своим литературным начинаниям, и сердечный прием, и нравственную поддержку.

В 1909 году 21 ноября исполнялось 75 лет со дня рождения П.П. Филимонова. В то время между друзьями и почитателями таланта Петра Прокофьевича возникла мысль об издании этого сборника, которая и осуществляется».

Николай Иванович Власьев, зная ценность исторического значения для Можайска факта выпуска этой книги и как-будто предвидя, что судьба Можайского краеведческого музея будет трагической, переписал два стихотворения, которые публикуются ниже. А трагизм музея в том, что его несколько раз закрывали, вследствие чего экспонаты гибли, сваленные в кучи, расходились по рукам и т. д. и т. п.

Из стихотворений П.П. Филимонова:

СТАРЫЙ ДУБ

Люблю тебя, мой дуб зелёный в часы досуга посещать, в часы печали и веселья тебе все чувства доверять. Ты долго жил, ты много видел, и много в жизни пострадал: все грозы, бури, ураганы ты над собою испытал. Ты окружен красою дивной, как патриарх в семье своей, стоишь огромный и массивный и манишь вдумчивых людей. Между высокими горами всегда ты бодрый и живой ведешь беседу с небесами своей кудрявой головой. И я с особым уваженьем к тебе, о, друг мой прихожу, и в молчаливом размышленье на сучьях сломанных сижу. Поведай мне веков теченье и быль далекой старины, людей желанья и стремленья тебе веками знать даны. Расти, красуйся, многи лета, вещай потомству старину: ты, вдохновение поэта, отрада сердцу и уму.

ХРАНИ

Храни в душе тот дар бесценный, что грудь твою волнует, кровь, и в сердце к людям порождает всегда великую любовь. Живи для благо человека, гони неправду злую прочь, пусть ставит жизнь тебе преграды, вокруг темна глухая ночь. Но ты борись с тяжелой долей и в этой жизни роковой буди упавших силой духа и всех веди с неправдой в бой! И разгоняя мак грядущий, громи невежество, порок, смотри, заря уже алеет, вдали румянится восток.

ОТ РЕДАКЦИИ. Возможно, кто-то из родственников П.П. Филимонова откликнется, а быть может, у кого-то имеется книга этого поэта – пожалуйста, сообщите нам».

19. Власьев, Пильняк и Лунный Амбар-2000

Почему-то первым желанием, порывом души было не откликнуться мигом, как «родственник П.П. Филимонова», на призыв-просьбу редакции и автора публикации, краеведа Лилии Петровны Волковой, которую к тому времени уже приняли в их фонд, а найти упомянутую «книжечку», как ее назвал Н.И. Власьев, удостовериться в ее реальном существовании.

Да, он твердо знал о существовании этой «книжечки», к тому же помнил из далекого детства, что стихи прадеда читали и дядя, и отец. Детство и юность потомков жестока по отношению к эпистолярному наследству своих предков. Тогда ему, юному наглецу, сочиняющего стихи с дошкольного возраста ничего не стоило гаркнуть после зачтения кем-то стихов прадеда: «Ну и что? Я-то стихи пишу лучше». Чтобы осадить его или поставить в неловкое положение, родичи и гости предлагали: «Раз так, тогда читай свои стихи». И ог, ничтоже сумнящеся, как говорится, ничуть не сомневаясь в себе и в своих сочиненных стихах, не колеблясь, не раздумывая о последствиях сравнения, соревнования, читал наизусть хоккейными периодами, футбольными таймами. Он же был хоккеист, футболист, легкоатлет, конькобежец, лыжник, к тому же ему, честно говоря, нравилось соревноваться. И нравилось, соревнуясь, даже под кураж подраться с соперниками на хоккейной площадке или футбольном поле, в коробке мини-футбола, но честно, по правилам, без подлянок – до первой крови… Только потом, с возрастом приходило осознание мудрости времени: зачем жестокость, даже беспощадность в оценке даже беспомощных стихов?.. Но положа руку на сердце, в детстве и ранней юности у него было столько сильных увлечений: радиотехникой, электронными автоматическими системами, авиамоделями, да и историей, теми же стихами, историей Руси… Ведь он гораздо больше ценил то, что ему «по наследству» в чулане бабушкиного дома достался сундучок прапрадеда Петра Прокофьевича с его подборками древнерусских летописей, историческими книгами, статьями историков и дореволюционных краеведов…

И о можайском директоре краеведческого музея Николае Ивановиче Власьеве он знал и от бабушки, и от дядюшки. Ведь Власьев брал многие материалы и фотографии из архива Петра Прокофьевича. А дядька в своем подростковом возрасте, по его воспоминаниям, даже вызвался сделать мгновенный карандашный набросок – как пробу пера! – и удостоился одобрения краеведа и своего школьного учителя по рисованию Ивана Ивановича Горохова, который в школе вел кружок, и в котором дядька был одним из самых активных членов. Правда, надо сказать, Александр никогда не слышал каких-то хвалебных отзывов дядюшки о картинах Ивана Ивановича, рисовавшего по большей части цветы и цветовые садовые композиции, зато о картинах Ивана Лаврентьевича он всегда отзывался с восхищением, высшим пиететом, если не с обожанием – талантище великий, пусть и недооцененный современниками и потомками…

Но надо было найти «книжечку» прапрадеда, иначе ведь всё «ля-ля». В статье краевед осторожно упомянул, что многие экспонаты и материалы краеведческого музея пошли по рукам, разворовывались, уничтожались. Александр помнил, что в детстве, в 8 – 14 лет, он с друзьями любил наведываться к школьному другу дяди Александру Алексеевичу Кузнецову, тогдашнему директору музея, только тогда искал тамне архив прапрадеда, а немецкие пистолеты и автоматы, чтобы натешиться оружием в руках, даже поиграть прямо в музее в немцев и партизан… Но ведь даже в музее Кузнецова, судя по разрозненным, дошедших до нынешних дней бумагам архива Власьева, книга прапрадеда не должна быть сохраниться. А отменный шутник и шебутной, озорной, острый на язык Кузнецов, как-то под мухой после августа 1991 хохотнул с матерком:

– Можно на кого хочешь валить разбазаривание, разграбление музея – время! войны! революции и контрреволюции по троцкисту Пильняку – а из музея всегда все перли в охотку. Вот даже сторож Пенкин несколько тачек материалов музея вывез – то ли на растопку печи, то ли вместо обоев, чтобы щели сарая заклеить, то ли на продажу ушлым людишкам, что вокруг музея паслись.

Александр тогда осторожно поддел за столом поддатого бывшего фронтовика и бывшего директора музея: