— Ты такой же Бергардовец, как и мы все, — возразил Ильич.
— Я живу при спасительном доме, — проворчал храмовник, с тоской покосившись на мрачное строение. — И дела мирские не для меня.
— Агасфер Лукич, — староста поцокал языком. — Мы тебя своим почитаем. И когда тебе зуб надо было дергать — кузнец не отказал. И когда картоху выкопать понадобилось…
— Эти гады у меня хотели украсть урожай, — недовольно воскликнул Агасфер.
— Они помогали выкопать картоху, — терпеливо возразил староста.
— Ночью!
— Чтоб не жарко, — дипломатично пояснил Иван.
— Втихаря!
— Что б тебя не беспокоить, — не потерялся Ильич.
— И потащили прочь!
— Чтоб просушить да вернуть, — ответил староста, не моргнув глазом. — К тому ж, не унесли ведь.
— Да потому что я им солью в задницы жахнул! — сурово припечатал Лукич. — А ведь мог и головы снести.
— Но не снес, — резюмировал староста. — И все потому, что ты добрый. И соседей не обижаешь.
— Вот за мягкосердие мое и страдаю, — вздохнул здоровяк и криво усмехнулся. — Ну и многих успел покалечить Семеныч, что ажно ведьмаков с городу позвали?
— Никого не успел, — староста пожал плечами и добавил, — вроде.
— Ладно, кликни мужиков, пусть тащат этого убогого.
Храмовник отошел к стене своего домишки и тронул шток рукомойника. Из него в эмалированный таз потекла вода.
— Дивчина, подай полотенец, будь добра, — вдруг попросил мужик.
Я ожидал, что Серова не сдвинется с места, но она тотчас сложила камеру и подошла к Агасферу. Сняла с крючка тряпицу и протянула ему. Мужик поблагодарил и вдруг добродушно сказал:
— Спрашивай уже, я ж вижу, что ты от любопытства извелась.