— Как свинья.
— Ну не то чтобы очень! — на секунду ему изменила обычная невозмутимость.
— Хорошо, как свин, — милостиво согласилась Эмер. — Продолжай извиняться.
— Разве этого недостаточно? — он потянулся, чтобы поцеловать ее, но девушка проворно выставила между ними руку.
— Эй! Я требую, чтобы ты извинялся точно так же, как меня позорил — при королеве. Нет, не надо падать на колени и заливаться слезами, достаточно просто подвести меня к Её Величеству и прилюдно поцеловать мне руку. И чтобы смотрел с любовью и обожанием. Понял?
Годрик улыбнулся:
— Понял. Пусть будет так.
— Какой-то ты слишком сговорчивый, — проворчала Эмер, прикидывая, не продешевила ли.
— Но у меня свое условие.
— Ты еще смеешь ставить мне условия? После всего, что натворил?
— Ты заставила меня пробежаться голым по саду, — напомнил он.
— О! — Эмер возвела глаза к потолку. — Мы уже и позабыли об этом. Так чего ты там хочешь?
— Хочу, чтобы сегодня ты стала моей женой. По-настоящему.
— А… я…
— Да или нет?
Губы его были совсем близко, и глаза смотрели тепло и проникновенно, и запах янтаря и мерзлой земли опьянял, как самый дурманящий фимиам. Эмер почувствовала, что слабеет, и тщетно взывала к собственной гордости, здравомыслию и старалась припомнить прежние обиды.
— Да или нет? — повторил он, легко поглаживая ее плечи.
— Да, — Эмер обхватила его за шею, потянулась за поцелуем и прогнала все мысли гулять под облаками. Думать совершенно не хотелось, и тем более — вспоминать, что он сказал ей вчера, позавчера или месяц назад. В конце концов, какое это сейчас имело значение? Он рядом, он обнимает, он говорит, что делает это искренне и просит прощения. И она верит ему. Просто не может не верить.
— Как сговорчива моя жена, — прошептал Годрик ей на ухо, касаясь губами виска. — Как легко усмирить этого отважного рыцаря…
Они целовались со все возрастающей страстью, и не заметили, как последняя преграда между ними — рубашка из тонкого полотна — соскользнула на пол.