ВОЙНА МЕЧА И СКОВОРОДКИ

Тут ей вспомнился епископ Ларгель, и она схватилась за руку, будто шпионская метка дала о себе знать. Что ж, если она лишилась первой брачной ночи, то вполне может выполнить приказ лорда Саби. И пусть премерзкий епископ заткнётся.

Но решить выполнить приказ оказалось легче, чем выполнить его. На спине, руках, в подмышках и прочих местах, куда Эмер смогла заглянуть, воспользовавшись безответностью мужа, метки Тисовой Ветви не оказалось. Она попыталась перевернуть его, чтобы обследовать и спереди, а заодно стянуть брэйлы, которые так же могли скрывать отметину мятежников, но Годрик был тяжёлый, как бычья туша, и как Эмер ни старалась, она не смогла перевернуть его.

Намучившись, красная и встрёпанная, девушка уселась на краешек кровати. Годрик развалился из угла в угол, заняв почти всё пространство, и Эмер негде было даже прилечь.

— Ты самый тупоголовый и упрямый мужлан, которого мне только пришлось видеть в жизни, — сказала она в сердцах. — Рогатая звезда, Годрик! Чем я тебя не устраиваю? Все так женятся. Сказали — и женятся. Королева велела, это ты понимаешь своей пустой головой? Только не подумай, что ты мне слишком уж нравишься, — тут она погрешила против истины, но признаться в этом, даже спящему мужу, ей не позволила гордость. — Ты мне вообще не нравишься. В том смысле, что не нравишься по характеру. А внешне ты очень ничего. Я бы даже сказала: справный. Ой, что я говорю! — она удручённо покачала головой, постукав себя указательным пальцем по губам. — Конечно, не справный, а красивый и статный. Только ты слишком спесивый. Ну какая тебе разница, как говорит человек? Вот я, к примеру? Да, я не такая утончённая, как ты, но умею себя вести. Кто же виноват, что ты всё время меня смущаешь? Я волнуюсь и говорю неописуемую ерунду, — она прижала ладони к пылающим щекам и посмотрела на спящего мужа.

Лицо его было перемазано кровью, и Эмер со вздохом намочила платочек и вытерла кровь.

— Разве утончённость — это главное? — снова вопросила она. — Я буду самой верной, и многого от тебя не потребую. Мы будем ездить с тобой на охоту, поедем на королевский турнир, я повяжу на твоё копье шарф, чтобы ты отстаивал моё право называться самой красивой женщиной в королевстве… Мы будем хорошо жить, Годрик, если ты перестанешь быть такой занозой в… — она хотела помянуть заднюю мягкую часть человеческого тела, но передумала и сказала: — в пятке. Да, занозой в пятке. Как только ты станешь относиться ко мне добрее, так и я подобрею, можешь не сомневаться. И ещё если… — она замялась, но потом гордо вскинула голову. — Всё это сказки хромой собаки. Никакой ты не мятежник, я в этом уверена. Так что готовься, — она похлопала мужа по плечу. — Жить мы будем долго и счастливо. И никуда ты от меня не денешься.

Она притулилась в изголовье, прикрывшись простынёй для купанья, потому что вытащить одеяло из-под спящего мужчины оказалось столь же непосильным, как поднять мирового Змея в образе кошки.[1]

Жаровня прогорела, стало холодно и ужасно неуютно. Поколебавшись, Эмер притиснулась к Годрику спиной. Стало теплее, и вскоре девушка уснула. Во сне ей виделся Вудшир, и рыцари, тренировавшиеся во внутреннем дворе замка, у конюшен. Шёл снег, и почему-то везде были чёрные вороны с красными глазами.

[1] Имеется в виду скандинавский миф о мировом змее, который охватывает всю землю (аналог меридианов), и которого хитрый колдун обратил в кошку.

Глава 9

Утро не задалось с самого начала. Годрик проснулся, потому что продрог до костей. В комнате было темно, но через шёлку между занавесами на окне струился серый утренний свет. Потерев лоб, Годрик попытался вспомнить, что он вчера пил, если голова сегодня раскалывались на части. Попытался, но не смог. События вчерашнего вечера вспоминались урывками, как смутный сон.

Почему-то он лежал поперек кровати, и на одеяле, а не под ним. Почему-то на животе и почти голый, оттого и замёрз, как собака в канун перелома зимы, а рядом лежал кто-то тёплый и мягкий, и прижимался к нему совершенно недвусмысленно.

Со стоном приподнявшись, Годрик обнаружил рядом спящую рыжую девицу, и не сразу вспомнил, что это его законная жена. Голову разломило, словно после недельной попойки, а всё тело болело, будто он неделю провёл в седле, преодолев одним махом путь от восточных провинций до столицы. Во рту чувствовался противный привкус, и Годрик первым делом пошёл к умывальнику, подтягивая сваливавшиеся брэйлы, завязки которых были почему-то порваны. Достав из ларчика ивовую палочку, расщепленную на конце, и окунув ее в соль, Годрик взглянул в зеркало и замер. Ну и физиономия! Из зеркала на него смотрело бледное до зелени лицо, а под глазами красовались синяки — последствие бессонной ночи.

Но разве он не спал?

Годрик нахмурился, с новыми силами пытаясь припомнить события минувшего вечера. Девчонка не хотела разводиться, они разговаривали, а потом он велел вымыть ему ноги и… и страшно её захотел. А что было потом?..

Лоб мгновенно покрылся испариной, и Годрик утерся ладонью. Сердце сжалось от страха и чудовищного предчувствия. Он был пьян, кажется… Да, пьян. И рыжая дылда показалась ему необыкновенно привлекательной. Но что произошло дальше? В памяти обнаружилось лишь чёрное пятно. Совсем чёрное, без единого проблеска.

Посмотрев на спящую жену, Годрик с проклятиями отшвырнул ивовую палочку. Жена лежала, свернувшись клубочком, зажав ладони между коленями, ночная рубашка задрана до самой шеи, а простынь заляпана бурыми пятнами. За свою жизнь Годрик не раз видел кровь, поэтому немедленно понял, что это кровь и есть. Кровь! Он оказался слабаком и рохлей, а девчонка не сплоховала. И как прикажете заявить о недействительности брака, если он сам её обесчестил?

Годрик снова подтянул брэйлы и снова выругался. Как так? Почему он уступил в первую же ночь? Схватив сапоги, а другой рукой придерживая сваливавшиеся подштанники, он бросился к двери. Как же сейчас он ненавидел эту женщину, которую все считали его женой. Да она и стала его женой, настоящей леди Дарем. И теперь нет пути назад.

Дверь была заперта изнутри на засов, Годрик отодвинул его, действуя локтем, и бешено застучал, требуя открыть засов внешний. Грохот поднялся на весь замок, но рыжая демоница даже ухом не повела. Слишком утомилась за ночь.

Снаружи загрохотало, дверь распахнулась, и перед Годриком предстали сэр Ламорак и сэр Шаттле. По их покрасневшим глазам и довольным ухмылкам было видно, что они-то спать ещё не ложились.