– Вот и все, ничем другим он не занимается, – сказала она. – И я не могу с ним справиться.
– Но разве школа вам не помогает? – Нина посмотрела вслед мальчику. – Это же неправильно.
– Они просто умыли руки, – пояснила Эйнсли. – Он не хочет туда идти. А маме все равно. И школе все равно. Он, видите ли, «плохо влияет» на других. – Эйнсли грустно опустила голову. Для нее это была очень длинная речь. Но она продолжила: – А другой школы рядом нет, на пять миль вокруг. Да я и не думаю, что до него кому-то есть дело.
– Хочешь, я позвоню в социальную службу?
Эйнсли даже подпрыгнула на месте, на ее лице отразился настоящий ужас.
– Нет! Пожалуйста, не надо! Вы не можете! Они нас разлучат!
– Что ты, они теперь работают по-другому, – возразила Нина. Ей часто приходилось иметь дело с социальными работниками во время службы в библиотеке. – Они по-настоящему добры, они помогают. Честно.
Эйнсли покачала головой, в уголках ее глаз уже поблескивали слезы.
– Пожалуйста, не надо! – повторила она. – Пожалуйста… не делайте этого. Пожалуйста. У нас все в порядке, правда. Все в порядке.
Она выглядела такой надломленной и испуганной, что Нина не представляла, что тут делать.
В фургон вошла девочка, нарядная и ухоженная, с матерью.
– О, смотри! – сказала женщина. – Я ее не видела уже много лет! «По крышам»! Вау! – Ее строгое лицо внезапно смягчилось. – Я так любила эту книгу! От нее у меня возникало чувство полета.
Девочка с любопытством посмотрела на мать:
– А можно мне ее взять?
– Конечно, милая! Мы будем читать ее вместе. Думаю, ты тоже ее полюбишь.
Эйнсли с каменным лицом смотрела на Нину, когда та брала деньги за томик – самую большую сумму, какую она когда-либо получала за одну покупку.
Глава 20
Дни начали приобретать устойчивый ритм. Закончив работу, Нина подсчитывала выручку, а потом начинала думать о том, что оставит для Марека на их дереве. Это уже превратилось в нечто вроде настоящего ухаживания. Иногда Нине хотелось чего-то забавного, иногда она предпочитала серьезное. В иные дни она просто писала Мареку, о чем думает, и он отвечал записками. Нина вдруг осознала, что много-много лет не писала писем, она просто отщелкивала несколько слов электронного письма, но даже не пыталась сесть и выразить свои мысли на бумаге. На бумаге она писала куда медленнее, и ее чувства были более глубокими.
Нина постоянно вспоминала большие добрые глаза Марека, его нежную заботу о ней. Он писал ей о том, как скучает по дому, о всяких смешных делах, которые замечал в окнах домов… Его английский был не слишком хорош, он делал много ошибок, но умел при этом чудесно и даже удивительно выражать свои мысли, и Нина прекрасно его понимала.
И не важно, как часто повторяла ей Суриндер, что все это ненастоящее, что она живет в фантазиях, – Нина не могла удержаться. И хотя рядом была Суриндер и каждый день Нина в своем фургоне знакомилась с новыми людьми, она все равно чувствовала себя одинокой, она стала совершенно новым человеком в этом маленьком зеленом уголке на оконечности мира. А грезы о Мареке каким-то образом согревали ее, она постоянно думала о том, что могло бы ему понравиться, что рассмешило бы его и что можно положить в сумку с посылкой… Один раз это была маленькая фигурка медведя, Нина купила ее за пару пенсов на рынке, в другой раз – пособие по резьбе по дереву, которым долго никто не интересовался, еще – маленькая рекламная бутылочка виски, ее вручили Нине в одном из городков покрупнее, а иногда – просто душистый вереск.
ebooksa