А Марек посылал ей пакеты сладостей со своей родины, и резной карандаш, который, как подумала Нина, он мог сам сделать, и еще – несколько новеньких листков почтовой бумаги ручной выработки – Нина берегла их как сокровище.
Но однажды, когда Нина не спеша шла по лугу вдоль железнодорожного полотна, гадая, как это может быть так светло в половине одиннадцатого вечера, она развернула очередное послание, написанное знакомым почерком – как будто авторучка была уж слишком маленькой для здоровенной лапы Марека, – и прочитала:
Просто и коротко.
Сердце Нины тут же забилось сильнее. То, что выглядело изящной и необычной игрой, внезапно превратилось в нечто куда более реальное.
Нина каждый вечер ложилась в постель с мыслями о Мареке, о его необычных иностранных манерах, о его хладнокровии. И о тех взаимоотношениях, что зародились так неожиданно. Нина знала, что дерево рядом с рельсами, пусть и прогнившее, было таким же важным для Марека, как и для нее самой. Его записки, полные поэзии, в которых иногда проскакивали слова на его родном языке, вызывали у Нины глубокие и романтические чувства, и она хранила их, все до единой.
Те вечера, когда Марек не работал, или когда на дереве ничего не появлялось, весьма разочаровывали. А те вечера, когда на ветру мягко покачивался пакет, наполняли Нину восторгом.
Но теперь… встреча? Снова оказаться лицом к лицу? Сердце Нины колотилось от волнения.
На Суриндер, как и следовало ожидать, это особого впечатления не произвело.
– И что ты собираешься делать? Миловаться в локомотиве? А если перемажешься в угле?
– Нет, конечно… – Нина судорожно сглотнула. – Это будет просто… Ну, это возможность немножко поговорить, и все.
Суриндер фыркнула.
– Ну что ты, Сур… Это просто… Все так долго тянется…
– А как насчет Ферди?
– Ферди не в счет.
Вообще-то говоря, последний кавалер Нины, Ферди, был на вид бледным поэтом, болтавшимся в библиотеке в Бирмингеме, а Нина оказалась единственным человеком, способным его слушать. Кончилось все чем-то вроде свидания, хотя Ферди был крайне расстроен тем, что Нина не вслушивалась в его стихи по-настоящему, а они, по правде говоря, были ужасными – с рифмами типа «розы-морозы». С другой стороны, так Нине оказалось легче порвать с ним, она заметила, что не понимает метафоры его последнего сочинения, озаглавленного «Все черное (17)», отчего Ферди впал в ярость и обозвал Нину мещанкой. Она слышала, что после этого он забросил поэзию, подстригся и нашел работу в каком-то банке в Астоне, но не знала, так ли это на самом деле.
– Он и так уж слишком долго топтался рядом.
– То есть это не были настоящие отношения? А Дэмьен из университета? Ты ему заявила, что у тебя и без него дел хватает, а потом засела в своей спальне наверху, чтобы читать несколько лет напролет.
– Верно. Но теперь я здесь, и все такое новое, и столько возможностей! Ты же сама постоянно твердишь, что нельзя сидеть на месте.
– Да, но не с парнем, с которым ты познакомилась в поезде!
ebooksa