Плоды земли

– Тебя запугаешь! – Он презрительно засопел. – Ну а теперь я всерьез хочу знать, что ты сделала с ребенком. Ты его утопила?

– Утопила?

– Да. Он был весь мокрый.

– А, так ты его видел? – вскричала она. – Ты ходил… – Она чуть не сказала «понюхать», но не посмела, не такой у него был вид, чтоб с ним можно было сейчас шутить. – Ты ходил смотреть?

– Я видел, что он побывал в воде.

– Да, – сказала она, – как же тебе не видеть. Он родился в воде, я не могла встать, я поскользнулась.

– Поскользнулась, значит.

– Да. И в ту же минуту ребенок родился.

– Так, – сказал он. – Но ты захватила из дому узел. Должно быть, на случай, что поскользнешься?

– Узел? – повторила она.

– Большую белую тряпку, ты разрезала одну из моих рубах.

– Да, – сказала Барбру, – тряпку я с собой взяла, чтоб завязать в нее можжевельник.

– Можжевельник?

– Ну да, можжевельник. Разве я тебе не говорила, что пошла за можжевельником?

– Как же. За вениками.

– Ну да, какая разница…

Но даже и после такой крупной стычки отношения между ними опять наладились, то есть не совсем наладились, а стали сносными, Барбру вела себя разумнее и покладистее, она чуяла опасность. Но жизнь при этом стала в Лунном еще более натянутой и мучительной, ни доверия, ни радости, постоянная настороженность. Жизнь тянулась день за днем, но пока она еще в общем кое-как тянулась, Аксель был доволен. Он взял к себе эту девушку, она была ему нужна, он любил ее и связал с нею свою жизнь, а переделать и себя и жизнь дело нелегкое. Барбру знала все, что касалось его хозяйства: где стоят чашки и котлы, когда понесут козы и коровы, много ли запасено кормов на зиму или в обрез, вот это молоко на сыр, а это – на еду; разве справиться со всем этим чужому человеку, да чужого, пожалуй, еще и не сыскать.

И все же Аксель Стрём не раз подумывал заменить Барбру другой работницей, временами она становилась настоящей ведьмой, и он почти боялся ее. Даже в ту пору, когда он имел несчастье быть с ней счастливым, его зачастую отпугивала ее необычайная жестокость и грубость, но она была красива, случались у нее и ласковые минуты, и тогда она горячо прижимала его к своей груди. Так было раньше, теперь все прошло. Нет, спасибо, она не желает снова попасть в такую же историю! Но переделать себя и жизнь нелегко, ох как нелегко.

– Давай повенчаемся прямо сейчас! – настаивал Аксель.

– Сейчас? – отвечала она. – Нет, сначала я съезжу в город полечить зубы, а то скоро все вывалятся.