Итак, хочешь не хочешь, все оставалось по-старому; Барбру теперь даже не получала жалованья, но имела гораздо больше прежнего, и каждый раз, когда просила денег и он давал их, она рассыпалась в благодарности, словно за подарок. Впрочем, Акселю непонятно было, на что она может тратить деньги, да и зачем ей деньги в глуши? Копит она их, что ли? Но почему, почему она только и делает, что копит их круглый год?
Акселю непонятно было многое: разве не подарил он ей обручальное кольцо, а вдобавок еще и золотое? После этого последнего крупного подарка между ними и правда надолго установились хорошие отношения, но на веки вечные его не хватило, – куда там! – не покупать же ему постоянно для нее кольца. Словом, нужен он Барбру или нет? Чудные они, эти бабы! Можно подумать, что ее где-то дожидается готовенький муж со скотиной и полным обзаведеньем! С досады на бабьи глупости и капризы Аксель иной раз мог и кулаком по столу стукнуть.
Странное дело, Барбру, похоже, только и думала что о городской жизни да о Бергене. Ладно. Но зачем же, скажите на милость, было ей приезжать сюда, на север? Телеграмма от отца сама по себе ни за что не сдвинула бы ее с места, наверняка у нее была какая-то другая причина. А теперь вот ходит недовольная с утра до вечера, год за годом. И все ей не так, и котлы-то деревянные, а не жестяные или медные, и горшки-то вместо кастрюль, и вечная дойка вместо прогулок на молочную ферму, и мужичьи сапоги, и серое мыло, и мешок с сеном в изголовье, и ни духового оркестра, ни людей. Разве это жизнь…
После той крупной стычки они ссорились часто, очень часто.
– Долго молчали, да звонко заговорили! – кричала Барбру. – Забыл уже, как обошелся с моим отцом!
Аксель спросил:
– А что я такое сделал?
– Сам знаешь, – отвечала она. – Впрочем, тебе все равно не быть смотрителем.
– Да ну?
– Не поверю, пока не увижу.
– По-твоему, у меня на это ума не хватит?
– Ума-то, может, и хватит, но ведь ты ни читать, ни писать не умеешь, да и газеты в руки никогда не возьмешь.
– Я умею читать и писать для своих надобностей, – сказал он, – а ты просто халда!
– Вот тебе для начала! – крикнула она и швырнула на стол серебряное кольцо.
– Так-так, а другое? – спросил он, выждав с минуту.
– Ну что ж, если ты решил отобрать у меня свои кольца, можешь получить, – сказала она и стала стаскивать с пальца золотое кольцо.
– Не желаю с тобой разговаривать, злюка ты этакая! – заявил он и ушел.
Разумеется, немного времени спустя она опять надела оба кольца.
Дошло до того, что ее уже не утихомиривали даже его подозрения относительно смерти ребенка. Наоборот, она выказывала все больше презрения и высокомерия. Она не то чтобы прямо сознавалась, а говорила:
– Ну и что? Если б я даже и задушила его? Ты живешь здесь, в глуши, и знать не знаешь, что творится в других местах.