– Как хорошо, что я знаю твое расписание, – говорю я вслух. – Доброе утро, солнышко!
Хартли подскакивает от неожиданности, когда я подхожу к ней со спины. Она уже собиралась войти в музыкальный класс, но разворачивается на каблуках.
– Какого черта?! – Она так мило рычит от злости. – Ну уж нет, Истон! У меня в неделю только три часа на занятия соло, и я не позволю тебе сорвать их! Уходи.
Я притворяюсь обиженным.
– Но я так хотел послушать, как ты играешь на… – Я хлопаю себя по голове. – Напомни, на чем ты играешь?
– На скрипке, – неохотно отвечает Хартли.
– Прикольно. – Я открываю перед ней дверь. – Пойдем.
– Ты правда будешь слушать, пока я занимаюсь?
– Конечно. – Я чуть подталкиваю ее вперед. – Больше мне ничего не остается.
Помедлив, Хартли все-таки входит в класс. Я осматриваюсь, пока она вытаскивает свой инструмент из маленького черного футляра. Помещение чуть больше пианино, которое стоит возле самой стены. Кроме него в комнате есть еще небольшая скамеечка, которую Хартли вытаскивает из-под пианино, и черный металлический пюпитр.
– Ты убьешь меня, если я сяду на пианино?
– Да, – отвечает она, не отрывая взгляда от скрипки.
– Так и думал. – Я опускаюсь на пол. – В любом случае пусть лучше я буду обтирать задницей грязный пол. Зато иммунная система укрепится, ну и все такое.
– Отлично придумано.
– Что-то из твоего угла совсем не веет сочувствием.
– Разве лучший друг не стал бы заботиться о твоем здоровье? – отвечает Хартли, расставляя на пюпитре несколько листов с нотами.
– Ага! Ты все-таки признала, что мы лучшие друзья!
Я закрываю глаза, прислоняюсь к стене и скрещиваю руки на груди в ожидании очередного язвительного ответа, но вместо этого слышу печальные стенания скрипки.
Сначала это текучие ноты, лишь наброски основного произведения, которые повисают в воздухе, но Хартли наслаивает звуки, и вот уже струны словно обыгрывают друг друга, музыка получается настолько объемной, что трудно поверить, будто играет всего лишь один инструмент.