Все твои совершенства

Когда-то мы пробовали посещать психотерапевта, надеясь, что это поможет решить проблемы, возникшие из-за моей борьбы с бесплодием. Но мне терапия наскучила. И ему тоже. Мы даже сблизились на почве общего мнения о бессмысленности терапии. Психотерапевт делает только одно: пытается заставить тебя признать свои внутренние недостатки. Но это не проблема Грэма, и не моя тоже. Мы-то знаем свои недостатки. И признаем их. Мой недостаток в том, что я не могу иметь ребенка, и это приводит меня в отчаяние. Недостаток Грэма в том, что он не может ничего со мной поделать, и это приводит в отчаяние его. И не существует такого магического средства, которое дала бы нам психотерапия. Не важно, сколько мы потратим на то, чтобы решить нашу проблему, ни один терапевт в мире не сможет сделать так, чтобы я забеременела. Так что терапия – это просто утечка средств с банковского счета, и так уже достаточного дырявого.

Может быть, единственное лекарство для нас – это развод. Как странно думать о разводе с человеком, которого я люблю. Но я все равно часто об этом думаю. Думаю о том, сколько времени Грэм тратит со мной впустую. Если бы я его бросила, он бы потосковал, а потом нашел другую. Иначе и быть не может при его-то достоинствах. Он полюбил бы, смог бы завести ребенка и вернуться в тот круг жизни, из которого я его вырвала. Думая о том, что Грэм когда-нибудь станет отцом, я всегда улыбаюсь… Даже с учетом того, что матерью его ребенка буду не я.

Наверное, я не отпускаю его окончательно лишь по одной причине: я верю в чудеса. Я читала статьи, книги и посты в блогах матерей, которые годами пытались зачать ребенка, а потом, когда они уже были готовы сдаться, – вуаля! Беременна!

Вера в чудеса дает мне надежду. Достаточно надежды, чтобы держаться за Грэма, на случай если у нас когда-нибудь случится собственное чудо. Может быть, это чудо исправило бы наше положение. Наложило гипсовую повязку на наш переломанный брак.

Мне хочется возненавидеть его за то, что он поцеловал другую. Но я не могу, потому что в глубине души не виню его. Я дала ему все поводы на свете, чтобы бросить меня. У нас давно не было секса, но я знаю, что дело не в этом. Грэм бы всю жизнь прожил без секса, если бы мне понадобилось. Нет, он позволил себе отвернуться от нашего брака потому, что поставил на нас крест. Когда я училась в колледже, мне поручили написать статью о паре, которая прожила в браке шестьдесят лет. Обоим уже было за восемьдесят. Когда я пришла к ним на интервью, меня буквально потрясло согласие, царившее между ними.

Я предполагала, что за шестьдесят лет совместной жизни люди неминуемо должны осточертеть друг другу. Но эти, похоже, каким-то образом продолжали испытывать по отношению друг к другу уважение и восхищение, даже после всего, через что им пришлось пройти.

Я взяла у них небольшое интервью, и самое большое впечатление произвел на меня ответ на мой последний вопрос. Я спросила: «В чем секрет такого идеального брака?»

Старик наклонился вперед и очень серьезно посмотрел на меня.

– А у нас не идеальный брак. Ни один брак не бывает идеальным. Временами она хотела уйти. Было еще больше случаев, когда уйти хотел я. Но секрет нашей долгой совместной жизни в том, что желание поставить на нашем браке крест никогда не возникало у нас одновременно.

Я никогда не забуду этот честный и серьезный ответ. И теперь чувствую, что с нами происходит именно это. И уверена, что именно поэтому Грэм сделал то, что сделал. Потому что наконец махнул на нас рукой. Он же не супергерой. Он человек. Ни один человек не стал бы так долго мириться с тем, что от него отгораживаются. А Грэм терпел немало. Прежде он был нашей опорой, а я – слабым звеном. Но теперь все изменилось: слабым звеном стал Грэм.

Беда в том, что, я, похоже, тоже сдалась. Я чувствую, что мы оба сдались одновременно, и, возможно, пути назад уже нет. Наверное, я могу все исправить, простить его и сказать, что буду стараться изо всех сил. Но я не очень-то уверена, что это правильно.

Зачем бороться за то, что, скорее всего, никогда не изменить? Как долго два человека могут цепляться за прошлое, в котором обоим было так хорошо, чтобы оправдать настоящее, в котором ни один из них не счастлив?

У меня нет никаких сомнений в том, что мы с Грэмом когда-то идеально подходили друг другу. Но от того, что мы когда-то идеально подходили друг другу, наш брак не делается идеальным сейчас. Нет, до этого нам далеко.

Я смотрю на часы, желая, чтобы каким-нибудь волшебным образом наступило завтра. Хотя я чувствую, что завтра окажется намного хуже, чем сегодня. Потому что завтра мы будем вынуждены принять решение.

Нам придется решить, не пора ли наконец открыть эту деревянную шкатулку.

При этой мысли у меня сводит живот. Меня пронзает боль, я комкаю в кулаках рубашку и наклоняюсь вперед, стремясь сжаться в комок. Мое сердце разбито, я чувствую это физически. Но не плачу, потому что от слез еще больнее.

В спальню я захожу с сухими глазами. За последние сутки это самое длительное время, когда я не плакала. Я толкаю дверь спальни, ожидая, что Грэм заснул. Но нет, он сидит, прислонившись к спинке кровати. На кончике носа очки для чтения, на коленях книга. Лампа на прикроватной тумбочке горит, и мы на мгновение встречаемся взглядами. Я забираюсь в кровать рядом с ним и поворачиваюсь к нему спиной. Сегодня мы слишком разбиты, чтобы продолжать спорить.

Он все читает свою книгу, а я изо всех сил пытаюсь заснуть. Но мысли не дают мне покоя. Проходит несколько минут, но простое осознание того, что он рядом со мной, мешает мне отключиться. Он, должно быть, понимает, что я не сплю. Я слышу, как он закрывает книгу и кладет на тумбочку.

– Я сегодня уволился с работы.

Я ничего не говорю в ответ. Просто смотрю на стену.