Утром Грэм выяснил, что, хотя мне нравится смотреть на океан, я никогда не заходила в него. И большую часть дня он пытался узнать обо мне другие вещи, которых не знал. Теперь это стало для нас игрой, и мы чередуем вопросы, чтобы узнать все, что нужно знать друг о друге.
В первую нашу ночь он упомянул, что нам не стоит говорить о религии или политике. Но прошло уже шесть месяцев, и мне любопытно узнать его мнение.
– Мы еще так и не начали обсуждать религию, – говорю я. – Или политику. Эти темы все еще под запретом?
Грэм запивает шоколадом маршмеллоу.
– А что ты хочешь узнать?
– Ты республиканец или демократ?
Он даже не колеблется.
– Ни то ни другое. Не выношу экстремистов ни с той, ни с другой стороны, поэтому я как бы зависаю посередине.
– Значит, ты один из
Он наклоняет голову.
– Каких «тех»?
– Из тех, кто притворяется, что согласен с любыми убеждениями, лишь бы не ссориться.
Грэм приподнимает бровь.
– О, у меня есть убеждения, Квинн. И очень твердые.
Я подтягиваю ноги, поджимаю под себя и сажусь к нему лицом.
– Хотела бы послушать.
– О чем именно?
– Обо всем, – заявляю я. – Все, что ты думаешь о ношении оружия. Об иммиграции. Об абортах. Обо всем этом.
Мне нравится, что его лицо принимает возбужденное выражение, словно он готовится к выступлению. Это восхитительно: он, оказывается, волнуется, когда выступает.
Он ставит свою кружку на стол рядом с собой.
ebooksa