Одежду я запихиваю в мусорный пакет. Позже сожгу. Под душем отмываю с себя кровь, отдираю запекшиеся на коже струпья, пока вода не становится холодной, хотя я едва замечаю изменение температуры. Не меньше получаса пялюсь в стену, пытаясь придумать, что делать с кипящей во мне энергией. Я не спал как минимум сутки, но ни капельки не устал. Странно, но понятно: я ведь труп, а значит, мне не надо дышать. И спать тоже не надо.
Сидеть сложа руки не по мне. Я надеваю спортивный костюм, собираю сумку и выхожу из дома. Надо сжечь хоть немного этой странной энергии.
Один мой друг, Карл Рид, держит спортзал неподалеку от торгового центра в Голливуде. Заведение находится между «Старбаксом» и украинским рестораном, в котором кишмя кишат тараканы.
Пару лет назад Карл унаследовал спортзал от своего старика Чака Рида, по прозвищу «Молоток». В начале семидесятых, когда мы с Карлом учились в старших классах, Чак дрался на ринге в тяжелом весе. Годами шел к чемпионскому титулу, а потом конец всему положило отслоение сетчатки. В итоге он открыл спортзал и стал тренером.
Зайдя внутрь, я киваю Карлу. Я тренируюсь здесь с тех пор, как открылось это место. Можно сказать, я проводил больше времени с отцом Карла, чем сам Карл. Карл уехал учиться в колледж — не хотел закончить, как его старик. Получил степень по английскому и стал репортером. Сейчас работает в «Таймс». Залом за него управляет один мужик, но у Карла здесь свой кабинет. Продавать зал он не хочет. Это вроде как единственное наследство от отца.
Сейчас здесь занимается всего несколько парней. Меня так и тянет выбить из чего-нибудь дух. Пока я обматываю руки бинтами, подходит Карл, берет моток и заканчивает за меня.
— У тебя всегда хреново с этим получалось, — говорит он глубоким хриплым басом, прямо как у его старика.
Я ухмыляюсь и шучу в ответ:
— Эту хрень придумали для телочек.
— Ага, а настоящие мужики просто прутся от разбитых костяшек. — Карл надевает на меня перчатки, затягивает липучки.
— Как дела в газете?
— Фигово. Интернет наступает на пятки, — отвечает он. — Не говоря уже о богатеньком белом ублюдке, который ее выкупил. А как дела в мире головорезов?
А вот это вопрос с подвохом. На самом деле Карл спросил: «Есть что-нибудь для меня?» Время от времени я подкидываю ему вкусную информацию, и его стараниями она находит путь в газету. Короче говоря, я его официальный анонимный источник. Карл давно знает, чем я занимаюсь. Ну, по большей части. О мокрухе мы не разговариваем. Только о вытряхивании информации и долгов. Карл нос куда не надо не сует. Берет то, что дают.
Ей-богу, мне хочется все ему рассказать, но я понятия не имею, с чего начать.
— Да пока затишье, — отвечаю я.
У Карла встроенный детектор лжи военной точности, и я осознаю, что только что врубил его на всю катушку. Карл приподнимает брови, но говорит только:
— Как запахнет жареным, дай знать. Надо же чем-то читателя прикармливать.
Он уходит к какому-то пацану, у которого проблемы с пневматической грушей.
Я иду к одной из обычных груш в углу зала и на какое-то время полностью растворяюсь в музыке ударов перчаток по грубой коже, заглушающей остальные звуки вокруг меня. Не слышу ни парней на ринге, ни щелчков скакалки, ни трескотни пневматички. Просто стою и луплю свою грушу.
Сбоку от нее нарисовывается уродливая, совсем как у Джорджа Формана[9], рожа Карла.