Мы смотрим. Банальное дерьмо. Нефть, разборки, геноцид. Гангстеры стреляют в детей на площадках. Грабители мочат престарелых бабуль. В депрессию вгоняет. Вот почему я перестал смотреть телевизор еще сто лет назад. Показывают несколько рекламных роликов. Все это заставляет меня задуматься, на кой Джаветти сдалась вечная жизнь. Похоже, мир лучше не становится.
— Вот оно, — говорит Карл, добавляя громкости.
На экране машины полицейского управления Лос-Анджелеса, желтая лента. Каньон в горах Санта-Моники. Фотография Саймона.
— Блин. — Ясен пень, такое сразу попадет в новости.
— Ты об этом знал? — спрашивает Карл.
— Что? Конечно, нет, черт возьми. Когда это случилось?
Карл молчит чуть дольше, чем следовало бы, и я понимаю, что попался.
— Копы нашли их сегодня утром. Целая куча трупов. Прямо какой-то хренов Джонстаун[11].
Любопытное сравнение. Вконец охреневшие сектанты-шизики. Прессе будет, что посмаковать.
— Господи.
— Ты как будто не при делах.
— Ага.
— Но и расстроился, похоже, несильно.
— Что? Да я в шоке, старик. Дай хоть немного в себя прийти.
— Чушь собачья, — не унимается Карл.
— Да ладно тебе, — говорю я. — Думаешь, я пришел бы сюда, если бы знал об этом?
— Вообще-то, да, именно так я и думаю. Я знаю, что ты не только бабло из должников выбиваешь. Я не дурак, Джо. Умею складывать факты. Я же репортер, черт возьми. Это моя работа. Думаю, ты бы просто-напросто сделал вид, будто ничего и не было. А теперь отвечай, что там произошло?
— Не спрашивай меня, старик, — отвечаю я. — Мне не надо дерьма в прессе больше, чем там уже навалено.
От злости рожа Карла перекашивается.
— Я же твой друг, сволочь ты конченная.