Море и цивилизация. Мировая история в свете развития мореходства

Потребность в буддийских текстах и ритуальных предметах имела большое значение для возрождения китайской торговли с югом в эпоху Тан, однако в Китае куда в большей мере, чем на Западе, ароматическая древесина и масла использовались и в светских целях — как благовония и средства для увеличения потенции, — так что торговля экзотическим деревом продолжалась и после упадка буддизма в Китае. Богатые люди ценили заморское дерево просто за то, что его привезли издалека. Из индийского и яванского палисандра делали мебель, в том числе деревянные подушки-изголовья: считалось, что они помогают от головной боли. Китай не только импортировал товары; его экспорт был разнообразен и включал шелк, керамику, бронзовые колокольчики и бумагу. Велико было и политическое влияние Китая по всему побережью Азии от Кореи и Японии до Шривиджаи.

Смягчение официального отношения[845] к частной собственности и коммерции в конце эпохи Тан и в период Пяти династий привело к постепенному ослаблению правительственного контроля за деятельностью купцов. Сельское хозяйство развивалось, крестьяне получили возможность выращивать более выгодные культуры, особенно в пограничных землях Чжэцзяна, или вообще бросить землю и стать ремесленниками либо купцами. Расширение торговли вынудило китайское правительство ввести бумажные деньги. В VIII веке чаеторговцы должны были везти из столицы, где продавали чай, огромное количество медных денег. В то же время местные чиновники отправляли в столицу денежные приношения. Вместо того чтобы возить медные деньги в Чанъань и обратно, купцы начали сдавать выручку во «дворы для поступления приношений»[846] своей провинции в столице. Взамен они получали векселя, называемые «летучими деньгами». По этим векселям они могли получить деньги в столице провинции, а выплаты правительству совершались из средств, помещенных во «двор для поступления приношений» в Чанъане. В 812 году центральное правительство ввело эту практику для облегчения уплаты местных налогов. Система сохранилась и при Северной Сун; в XI веке объем таких транзакций составлял до трех миллионов связок медных монет в год. Хотя формально это была государственная монополия, купцы использовали «летучие деньги» в частной торговле. Они начали печатать раннюю форму банкнот, так называемые «кредитные деньги», по сути — заемные письма, подкрепленные взносом наличных в обменную лавку. Правительство взяло пример с купцов и стало выпускать свои бумажные деньги, однако недостаточное обеспечение привело к инфляции, и банкноты подешевели до четверти номинальной стоимости.

Незадолго до 715 года Танский двор учредил первое управление морской торговли — Шибосы [847] — для надзора за торговлей в Гуанчжоу и сбора пошлин на ввозимые товары. Буддийский монах Цзяньчжэнь, посетивший Гуанчжоу в середине века, увидел «большие корабли брахманов,[848] персов и малайцев, без счета, нагруженные грудами благовоний, снадобий и драгоценных диковин». Следом появились Шибосы в Ханчжоу и Минчжоу, неподалеку от устья Янцзы. В X веке заморская торговля заметно расширилась, поскольку прибрежные страны и династии междуцарствия Тан-Сун старались завлечь в свои порты иноземных купцов, чтобы получить выгоду от их торговли и заручиться уважением иностранных правителей. Объединив Китай под своей властью, династия Сун заново учредила Шибосы. Чиновникам вменялось в обязанность:[849] досматривать иностранные суда, чтобы государство первым могло выбрать, что приобрести из импортных товаров (которые можно было купить только в лавках, имеющих соответствующее разрешение правительства); собирать налоги и пошлины; приветствовать послов и заботиться о жертвах кораблекрушений и других пострадавших. Перед отплытием в чужие страны китайские купцы должны были зайти в порт, где имелся Шибосы, который, получив список команды, маршрут и опись товаров, выдавал пропуск для возвращения в страну. Экспортеров — иностранных и китайских — строго контролировали. Существовали ограничения на вывоз многих товаров, в том числе лошадей, железных изделий и особенно меди — со времен Тан ее утечка была источником постоянной тревоги для правительства.

Подобное административное регулирование было характерно не только для Китая. Развитие морской торговли Индонезийского архипелага, Корейского полуострова и Японии также сопровождалось учреждением различных надзорных органов. Правители обогащались на заморской торговле за счет налогов и пошлин, для взимания которых требовался все больший чиновничий аппарат. В разных местах эти чиновники работали по-разному и с неодинаковым успехом; даже об официальных портах сохранилось мало сведений, еще меньше мы знаем о бесчисленных бухточках, куда заходили местные торговцы, пираты и контрабандисты. Как нам известно из историй Чан Бого, Ван Гона и других, в IX веке в дальних морских перевозках Северо-Восточной Азии лидировали корейские купцы. Они же осуществляли почти всю торговлю между Китаем и Японией. В помощь им японцы назначили специальных переводчиков на остров Цусима, но с VII века вся внешняя торговля Японии проходила через Управление делами Кюсю (дадзайфу)[850] в заливе Хаката, недалеко от современной Фукуоки. Поначалу это ведомство должно было только принимать иностранные посольства, но с 800-х годов у него появились новые обязанности: осматривать импорт (хотя пошлины с товаров не взимались), а также обеспечивать заезжих купцов бесплатным кровом и едой. Правительство Ямато поддерживало строгую монополию на торговлю: решало, кому из иностранцев разрешить въезд в страну и на какое время, регулировало экспорт и обладало приоритетом в закупках импорта. Отсутствие торговых миссий[851] из Японии в Китай между 853 и 926 годом отчасти объясняется упадком корейской торговли в IX веке, однако японцы, вероятно, усугубили проблему тем, что из страха перед шпионами ограничили время пребывания корейских купцов в заливе Хаката.

В эпоху Тан товары из Гуанчжоу доставлялись в столицу и на другие северные рынки не морем, а по рекам и по сети каналов, начало которой положило строительство канала Линцю в III веке до н. э. Ситуация кардинально изменилась в эпоху Сун, когда начался стремительный рост портов в провинции Фуцзянь. Особенное значение приобрел Фучжоу в устье реки Миньцзян напротив Северного Тайваня; в IX веке арабский географ Ибн Хордадбех упомянул его как один из четырех главных портов, посещаемых мусульманскими мореходами, наряду с Цзяочжи в Аннаме, Гуанчжоу и Янчжоу. В более ранние времена Фуцзянь считался диким захолустьем, годным лишь для ссылки неугодных. Так, в 819 году ученого и чиновника Хань Юя выслали в южный Фуцзянь, место, где

Вместо ветров тайфуны [852], вместо рыб — крокодилы.

Горестям и бедствиям нет конца!

Ядовитые туманы и малярийные испарения

Сгущаются днем и вечером.

Позже в том же столетии в Фуцзянь бежали северяне, спасаясь от беспорядков в южных областях, а когда бунтовщики под предводительством Хуан Чао разграбили Гуанчжоу, жившие там иностранцы рассеялись: некоторые перебрались на юг, но многие выбрали незначительный прежде порт Цюаньчжоу в Фуцзяне.

Под конец династии Тан портом Цюаньчжоу управлял Ван Енпинь, о котором говорили: «Торговые суда варваров[853] здесь никогда не терпят убытков из-за крушений или плохой торговли. За это его прозвали „правителем, привлекающим сокровища“». Неизвестно, действительно ли деятельность Вана была настолько успешной (и был ли он самостоятелен в своих решениях). Настоящий расцвет Цюаньчжоу начался лишь со снятием ограничений на морскую торговлю в середине XI века в эпоху Сун. Смягчение законов произвело разительную перемену. Современник писал, что «порты запружены[854] иноземными судами, их товары громоздятся горами». Своей привлекательностью Цюаньчжоу был отчасти обязан тем, что местные чиновники участвовали в контрабанде и брали лишь 10 процентов[855] за право торговать — своего рода частный налог, на треть меньше официальной пошлины, взимаемой в Гуанчжоу. Со временем правительство признало роль Цюаньчжоу во внешней торговле; в 1087 году там учредили четвертое управление морской торговли (Шибосы) [856] в дополнение к первым трем: в Гуанчжоу, Ханчжоу и Минчжоу. Старейший фуцзяньский порт Фучжоу пришел в упадок в начале эпохи Сун, когда начался отток коммерческого капитала на север в Линьань и на юг в Цюаньчжоу; в последующие времена слава Фучжоу так и не возродилась.

Все прибрежные государства, возникшие после распада Тан, стремились торговать с югом,[857] и правители династии Сун не стали препятствовать этой тенденции. Используя опыт мусульманских торговых общин в Янчжоу, выработанный торговлей через Гуанчжоу, Цюаньчжоу и другие порты, китайские мореходы к XI веку добирались с товарами уже и до острова Ява.[858] Среди них заметную долю составляли хок-кьень,[859] уроженцы Фуцзяня, ведущие род от арабских и персидских мусульман. Иностранцы в Гуанчжоу охотнее вели дела с посредниками хок-кьень, чем с гуанчжоускими китайцами. В результате либерализации заморской торговли в эпоху Сун хок-кьень предстояло стать ведущей силой в юго-восточноазиатской коммерции.

Суда Восточной Азии

Танские авторы мало рассказывают о конструкции кораблей и судостроении; самые ранние изображения судов значительно моложе династии Тан, археологические находки этой эпохи редки. И тем не менее в китайском образе жизни суда играли значительную роль. Как заметил один наблюдатель в начале VIII века, «большие корабли тысячами[860] и десятками тысяч развозят товары туда-сюда. Их простой означает разорение для десяти тысяч купцов. Их гибель обрекает других на голодную смерть». Число кораблей, необходимое для жизни империи, изумляет. Одной из первоочередных задач после усмирения восстания Ань Лушаня было восстановление флота каналов, и для этой цели правительство учредило на берегах Янцзы по меньшей мере десять верфей.[861]

Перевозки по внутренним водам обычно находились в руках групп, объединенных родством. Их жизнь в прямом и переносном смысле была сосредоточена на судах, многие из которых служили плавучими домами и мастерскими. Историк VIII века написал: «Живущие на реках и озерах говорят,[862] что „вода не может нести десять тысяч“. Это означает, что крупные суда не могут иметь грузоподъемность больше 8000–9000 пикулей» (550–650 тонн, не считая людей с их пожитками).[863] Однако у женщины, известной как Тетушка Ю, было «большое судно, на борту которого люди рождались, женились и умирали… Его команда насчитывала несколько сотен человек». Каждый год они совершали рейс по рекам Гань, Янцзы и Хуайхэ в современных провинциях Цзяньси и Аньхой, «получая огромную прибыль. Это было не что иное, как „нести десять тысяч“». Неизвестно, сколько людей жило на судах в эпоху Тан, но в X веке в Цюаньчжоу имелись «лодочные жители»,[864] промышлявшие торговлей и рыбной ловлей, а во внутренних областях страны до половины населения обитало на воде. Практика эта сохранилась до наших дней, пусть и в меньших масштабах; в середине XX века примерно сорок миллионов китайцев жили «в той или иной разновидности»[865] плавучих домов.

Как и в древности, на реках и каналах использовались паруса, но основным движителем оставались весла, или юлоу; против сильного течения или в узких каналах суда тянули бечевой. Монах Эннин так описал свое путешествие по каналу от побережья Янчжоу: «Два буйвола[866] тащили более сорока барж, связанных между собой по две или по три и соединенные канатами в вереницу». Таким образом японское посольство делало примерно сорок километров в день. Движение по каналу было круглосуточным; Эннин с восхищенным изумлением рассказывал о ночном переходе: «Баржи соляного ведомства, нагруженные солью, связанные по две, по три, а то по четыре, по пять в ряд, шли она за другой без перерыва чередой в несколько десятков ли». Их путь озаряли горящие факелы. (Ли составляет примерно полкилометра.) На более спокойных отрезках канала или реки команда сама тащила свое судно, но для опасных участков, таких как Три Ущелья Янцзы и водопады Саньмэнь на Желтой реке, нанимали опытных местных бурлаков.[867]

Главным новшеством в китайском судостроении этого периода стал железный крепеж[868] (гвозди и скобы), который появился не позднее VIII века. В остальном устье реки Янцзы служило фактической границей между распространением плоскодонных, имеющих низкую осадку «песчаных судов» (шачуаней)[869] севера, предположительно появившихся в эпоху Тан, и фучуаней с их большим V-образным килем, служивших для плавания в открытом море и строившихся на побережье между Фуцзянем и Гуанчжоу. У кораблей обычно не было кают,[870] пассажирам и товарам отводились места на палубе. Каждый корабль имел на борту лучников для защиты от пиратов и обычно буксировал за собой маленькое посыльное суденышко. Еще меньше известно про суда Кореи и Японии; принято считать, что они в основном следовали китайской традиции.

Чуть больше китайские источники рассказывают про юго-восточноазиатские суда, которые, согласно автору VIII века, назывались куньлунь бо: «Из волокнистой коры[871] кокоса делают веревки, которым связаны части судна… Гвозди и скобы не используют из страха, что железо, раскалясь, вызовет пожар. [Корабли] строят, собирая [несколько] слоев досок, потому что доски тонкие и могут сломаться». Объяснение про железные гвозди заставляет вспомнить слова «Юктикалпатару», что индийские корабелы не используют железо. Однако юго-восточноазиатские мореходы той эпохи часто посещали китайские порты — именно таким образом автор приведенной цитаты узнал про их суда, — и видели, что китайцы скрепляют свои корабли железом, не опасаясь пожара. В X веке китайские торговые корабли уже совершали далекие рейсы, так что юго-восточноазиатские корабелы могли своими глазами убедиться в особенностях их конструкции. Тем не менее первые свидетельства о железном крепеже у судов Юго-Восточной Азии относятся к XVI веку. До тех пор суда скреплялись исключительно веревками и деревянными нагелями,[872] которые вставлялись в отверстия, просверленные в торце досок — метод, позволявший строить корабли куда больше тех, что увидели португальцы, когда в начале 1500-х годов впервые приплыли в Юго-Восточную Азию. Сшитые корабельные корпуса[873] были обычны для всей Юго-Восточной Азии вплоть до острова Хайнань и провинции Гуандун в Южном Китае. Хотя земли Ста Юэ находились под владычеством северных соседей с начала нашей эры, местные жители сохраняли большее культурное сродство с юго-восточноазиатскими народами Северного Вьетнама, чем с ханьскими правителями. Северное влияние, возможно, прослеживается в многослойных корпусах куньлунь бо VIII века, но и четырьмя столетиями позже морские суда Южного Китая сшивались по технологии, общей для всей Юго-Восточной Азии.

К этому же периоду относится появление у китайских кораблей косых парусов. Все мореходные традиции начинались с прямых парусов, из которых со временем развились многочисленные варианты косого парусного вооружения. В Юго-Восточной Азии «косые паруса[874] неизвестной формы, ставившиеся на двух или более мачтах», известны с III века, и скошенные четырехугольные паруса Боробудурских кораблей явно развернуты вдоль корпуса. Учитывая взаимовлияние юго-восточноазиатской и восточноазиатской традиций, первые из упомянутых парусов, вероятно, были предтечами китайского рейкового паруса, четырехугольного паруса, который устанавливался на рейке и гике, отходящих от мачты. Древнейшее изображение такого китайского паруса можно видеть на фризе храмового комплекса Байон (XII века) в камбоджийском Ангкор-Тхоме.

Война на море