Учитывая, сколько стран конкурировало за контроль над морской торговлей, потенциал для военных действия на море был велик, однако письменные упоминания редки, кратки и (за исключением описания битвы на реке Кымган между китайским и японскими флотами) повествуют лишь о комбинированных сухопутно-морских операциях. Большие расстояния не были преградой для враждующих сторон. Шривиджайцы прошли тысячу двести миль по Южно-Китайскому морю, чтобы напасть на Каутару, и даже китайские кампании на Корейском полуострове — по одной на каждое десятилетие с 644 по 663 год — включали не меньшее, чем трехсотмильные переходы через Желтое море. Источники практически не сообщают нам, насколько велики были корабли, участвовавшие в этих экспедициях, и как оснащены, но все данные заставляют предполагать, что в боях и даже в перевозках участвовали относительно небольшие суда.
Когда в X веке Хуаньван угрожал Аннаму, китайский наместник построил флот[875] из тридцати пяти быстрых судов, на каждом из которых было лишь по пятьдесят человек: двадцать три гребца, двадцать пять воинов и два арбалетчика. Вероятно, примерно такие же суда Южной Хань атаковали Аннам в 930-х годах. Вместо того чтобы вступать в опасное сражение, аннамцы вбили в дно северного русла Красной реки колья с железными наконечниками так, чтобы вода в прилив скрывала наконечники. Когда корабли Южной Хань вошли в эстуарий, вьетнамцы на маленьких суденышках начали ложную атаку и тут же пустились в бегство. Ханьцы устремились в погоню, но уже шел отлив, и ханьские корабли напоролись на колья. Примерно половина их войска была уничтожена, а для вьетнамцев победа стала поворотным пунктом истории.
Судя по отрывочным упоминаниям в китайских хрониках, суда, участвовавшие в корейской кампании, тоже были не слишком велики. Первая экспедиция включала девятьсот кораблей и сорок тысяч человек, по сорок четыре на корабль. Даже если учесть, что часть судов служила для перевозки зерна и прочих припасов, на самых крупных кораблях вряд ли размещалось больше двухсот человек, включая команду. На реке Кымган в 663 году японцы потеряли 400 кораблей в битве с китайским флотом, насчитывавшим лишь 170 судов. Невозможно сказать, связано ли это с разницей в размере кораблей, численностью отдельных подразделений или с тактическим преимуществом китайцев в замкнутых водах. Согласно японскому хронисту, «японские военные корабли,[876] прибывшие первыми, вступили в схватку с танским флотом, но, не имея преимущества, отступили. Великая Тан сохраняла строгий боевой порядок». Судя по описанию, командиры обоих флотов имели некоторый опыт морских сражений, но в каких битвах они получили этот опыт, нам неизвестно.
Поскольку вся Северо-Восточная Азия ориентировалась на культуру Китая, Желтое море упоминается в отчетах о торговле и войнах с древнейших времен. Японское море (по-корейски Тонхэ, или Восточное море) играло менее явную роль в отношениях между восточным побережьем Кореи, Западной Японией и землями чжурчжэней. Все главные порты Японии и Кореи, помимо расположенных на берегу Корейского пролива, были нацелены на торговлю с югом, а на восточном побережье Корейского полуострова и западном побережье Хонсю крупных портов не было вообще. Тем не менее даже чжурчжэни, жившие вблизи Северо-Восточной Кореи и современного Владивостока, обладали опытом мореплавания — в 1019 году пятьдесят чжурчжэнских кораблей[877] совершили набег на восточное побережье Кореи, острова Исэ и Цусима, а также японский порт в заливе Хаката на Кюсю. Однако чжурчжэни никогда сполна не использовали свой морской опыт и в продвижении на север Китая предпочитали более прямые пути по суше.
Обращение Китая к морской торговле в эпоху Северная Сун было вызвано сочетанием возможностей и неурядиц. Поражения на западных границах заставили императора и многих подданных перебраться на восток, ближе к средоточию системы каналов и морским портам, от дохода которых сильно зависела казна. Несмотря на все бедствия, китайская экономика продолжала расти. Заморские товары, некогда почитавшиеся за редкую экзотику, стали обыденностью; массовое производство керамики и других товаров питало экспортный рынок, распространившийся на все муссонные моря. В то время как внешняя торговля Китая расширялась, внешняя торговля Кореи приходила в упадок, что позволило китайским купцам занять ведущую роль в коммерческом обмене Северо-Восточной Азии. Все это имело глубокие последствия для государств Юго-Восточной Азии — не только соседнего Вьетнама, освободившегося от китайского господства, но и более южных стран. От Тямпы до Шривиджаи и Явы новые, все более централизованные государства создавали собственные учреждения для получения выгод от морской торговли. В следующие века богатство этих стран привлечет внимание не только традиционных торговых партнеров из Индийского океана и Китая, но и обитателей далекого Средиземноморья на Западе.
Глава 12
Европа и Средиземноморье в Средние века
Образование Фатимидского халифата в Египте в X веке внесло существенные изменения в средиземноморскую и европейскую торговлю. Красное море стало излюбленным конечным пунктом для торговцев из Индийского океана, что отразилось на всем Леванте. Тем не менее возникновение единственного крупного исламского государства, имеющего морские традиции, привело к упадку мусульманской торговли в Центральном Средиземноморье. Фатимиды обладали значительным опытом в мореплавании, но они основали новую столицу на Ниле, в Каире, а политическая реальность того времени требовала, чтобы они сосредоточили все силы на отражении угрозы из Юго-Западной Азии. Поэтому к началу Крестовых походов в XI веке они уже полностью утратили всякую инициативу в Средиземном море. Вследствие политической и религиозной раздробленности североафриканские эмираты не могли эффективно противостоять зарождающейся торговой и военной мощи Генуи, Пизы, Амальфи и Венеции. Нельзя сказать, что итальянские города-государства выступали единым фронтом, но в результате множества религиозных, политических, экономических и коммерческих изменений в католической Европе им удалось вытеснить мусульманских купцов с большей части торговых путей и территорий.
Богатство Византийской империи, халифатов и левантийских портов по-прежнему привлекало западных коммерсантов и правителей, однако дальнейшее расширение торговли между востоком Средиземноморья оказалось особенно выгодно купцам из западной и северо-западной части Европы, что в свою очередь способствовало становлению торговых городов в Балтийском и Северном морях. Объем торговли между югом и севером рос, и это служило стимулом к освоению атлантических морских путей из Средиземного моря в Северо-Западную Европу. Объединение северо — и южноевропейского подходов к судостроению и навигации позволило разработать инструменты, рассеявшие тьму и открывшие европейским мореходам неведомые доселе миры.
Средиземноморье
Рост могущества итальянских портовых городов и получение торговым сословием власти и привилегий — отличительные признаки начала коммерческой революции в средневековой Европе. Никогда со времен Финикии и Карфагена торговцы не пользовались таким уважением и влиянием, как в великих торговых городах: Венеции, Генуе, Пизе и Амальфи. Хоть и не слишком многочисленные, генуэзцы и венецианцы распространили свое коммерческое и торговое влияние на все Средиземноморье вплоть до Черного моря и, что особенно важно, на Северную Европу. Первоначально они добирались до ярмарок Шампани и центров германской торговли через альпийские перевалы, но уже к XIII веку освоили морской путь через Гибралтарский пролив и далее к берегам Англии и Фландрии.
Венеция расположена на островах, окруженных обширной лагуной, которая простирается на пятьдесят километров с юга на север, от эстуария По до устья Пьяве. Лагуна отделена от Адриатики цепочкой островов, расположенных примерно в одиннадцати километрах от материка. Венеция всегда считалась родиной мореходов, в тех краях почти все церкви[878] выходят фасадом на верфи или судоремонтные мастерские. Поскольку на островах невозможно выращивать пшеницу, венецианцам приходилось закупать ее в материковой Италии, и уже в VI веке венецианские баржи регулярно поднимались на триста километров вверх по реке По до Павии, которая в то время была столицей Итальянского королевства, и Милана. Речная торговля[879] дала венецианцам возможность отточить коммерческие, военные и дипломатические навыки, которые впоследствии помогли им распространить свое влияние на всю Адриатику и Восточное Средиземноморье. В X веке набеги Аглабидов сделали Адриатическое море опасным для торговых кораблей, но венецианцы не отступили. В тысячном году Пьетро II Орсеоло одержал серию побед над далматинскими пиратами, положив тем самым начало господству Венеции в Северной Адриатике. В дипломатическом плане Орсеоло заручился поддержкой Византии и того, что впоследствии станет Священной Римской империей, устроив браки между знатными венецианцами и правящими династиями обеих империй. В последующие века период правления Орсеоло стал рассматриваться как начало становления Светлейшей республики Венеции, и день, когда он отправился в свою далматинскую кампанию, с тех пор стали отмечать как «Праздник обручения венецианского дожа с Адриатическим морем». В ходе «свадебной» церемонии, которая проходила ежегодно в праздник Вознесения, дож, его свита, духовенство и послы иностранных государств выходили в море на роскошной церемониальной галере Бучинторо. Со словами: «Мы женимся на тебе, Адриатика,[880] в знак нашего подлинного и вечного владычества» дож бросал в море золотой перстень, благословленный патриархом Градо. Этот обряд был призван символизировать неразрывную связь между Венецией и морем и утверждал ее первенство относительно других возможных претендентов.
Морская мощь итальянских прибрежных городов развивалась совершенно не так, как в Византийской империи и халифатах. Поскольку Венеция не обладала большой территорией, весь ее флот был сконцентрирован в одном месте, и когда у города появились колонии, они располагались на давно освоенных венецианцами торговых путях, а следовательно, применение военной силы обусловливалось для них исключительно соображениями торговли. Точно так же военная организация отражала торговые принципы, лежащие в основе венецианского общества. Купцы, как правило, путешествовали на вооруженных судах (разница между «вооруженным» и «невооруженным» кораблем заключалась преимущественно в величине его экипажа), и законы, регулирующие тип и количество вооружений, которые позволено было иметь торговцам и команде, просто фиксировали сложившуюся практику. В длительные плавания корабли обычно ходили группами[881] из соображений безопасности, но в 1308 году синьория потребовала, чтобы суда, направляющиеся на Кипр, в Киликийскую Армению или в порт Тана в Азовском море, следовали организованным конвоем.
Венецианские корабли строились преимущественно частными владельцами для своих нужд, хотя правительство регулировало их размеры и парусное оснащение, чтобы в случае войны иметь в своем распоряжении суда разных типов. Судостроители изначально селились в квартале Риальто, но к XII веку перебрались поближе к Арсеналу, который сочетал функции государственной судоверфи, склада корабельной утвари и оружейной мастерской. В военное время государство покупало корабли у частных владельцев или фрахтовало их, а если требовались дополнительные суда, их постройку можно было заказать на частных судоверфях или рекрутировать работающих там корабельных плотников для работы в Арсенале. К началу XIII века Венеция обладала достаточным промышленным потенциалом, чтобы предоставить для перевозки Четвертого крестового похода примерно триста судов,[882] включая специализированные транспорты для перевозки лошадей, круглые корабли и пятьдесят галер. Столетие спустя Данте позаимствовал образ правительственной верфи для описания восьмого круга ада, где:
И как в венецианском арсенале[883]
Кипит зимой тягучая смола,
Чтоб мазать струги, те, что обветшали,
И все справляют зимние дела:
Тот ладит весла, этот забивает
Щель в кузове, которая текла;