Стеклянная княжна

Она грустно усмехнулась:

– Надеюсь, что именно поэтому вас с Маритой приняли чуть теплее, чем могли бы. Я не знаю, был ли какой-то эффект вообще. Но мне приятнее было надеяться, что я не подписываю вам смертный приговор. Что делаю все возможное, чтобы шелле захотели отвести от вас руку палача, если до этого все же дойдет. Мне невыносимо было считать себя убийцей даже ради вашего блага, сударыня.

Но эффект был! И все грандиозные последствия сейчас оседали в моих мыслях, вынуждая дышать со все большим трудом:

– Вряд ли такая дозировка повлияла на всех. Но Элвин был единственным, кто постоянно трапезничал у себя! О боги… вот откуда взялась сумятица в его голове, которую он сам не способен понять… Вот откуда! Тайша, ты хоть понимаешь, что наделала?! Он ведь едва не разорвал помолвку с любовью всей жизни ради… ради пустышки!

– И что мне с того, сударыня? – Женщина смотрела прямо, хоть и красными глазами. – Что мне с его бед или бед его злобной невесты, если бы дракон спас вас и увез в Сердцевину?

– Ну да… А потом Элвин все осознал бы и умер от отчаянья. О да, забрать у дракона единственную настоящую любовь и подсунуть временную, накрученную морокой ерунду, чтобы после он себя проклял. Чудесный план, Тайша. Не вздумай больше этого делать. А лучше отдай мне остатки зелья, я выброшу их сама.

– Не сердитесь так, сударыня, – попросила она. – Ведь доза была столь мала, что не могла бы обернуть полное равнодушие любовью. Может, лишь прибавила каплю теплоты или усилила внимание, но из-за подобного помолвки не разрывают. Не все так однозначно, как вам сейчас показалось!

Я вышла от нее, больше не в силах смотреть на лицо человека, которого даже обвинить в злом умысле не могла. Хаос в мыслях затмевал мне глаза и мешал соображать. Новость про чувства Элвина меня раздавила. Про любовь ко мне и речи не шло, только о сумятице. Но я до той секунды даже не понимала, что сама ощущала приливы непонятного блаженства от его неожиданных эмоций в отношении меня. Но под ними ничего не скрывалось – в отличие от моих собственных. И сейчас я могла себя похвалить за выдержку: что все пресекла, остановила, провела черту, а не поддалась взаимному порыву. В котором взаимности-то и не было… Вот, оказывается, как разбитое сердце побаливает? Ничего, терпимо.

И что же случилось с княгиней Имельской, которая никогда меня не любила? А может, любовь в себе забить до смерти просто невозможно, она все равно проклюнется? Писать письмо домой, следуя совету Аштара, теперь вообще бессмысленно. Мои родные виновны, великий князь оказался прав в своих догадках. Виновны и просто ждали подходящего момента. С каких же пор? Наверное, с тех, когда я поехала сюда – в этом появился всеобщий шанс. Но если бы я сразу попала в замок Зохара, тогда меня уже никто бы и не пытался спасти – было бы невозможно. Шанс появился в связи с его решением, и мать – которая матерью мне в полном смысле никогда и не была – не смогла его упустить. Пусть шелле или убьют меня быстро, или возьмут под свое крыло. Она в любом случае посчитала бы меня освобожденной.

Я запнулась о замерзший корень, полетела вперед. Но так же бездумно поднялась и поплелась дальше, не разбирая дорожек и не выбирая направления. Я не могу просить их остановиться! Имельское княжество хочет пойти на немыслимые жертвы. Шестая Окраина, скорее всего, дала согласие помочь, отсюда и две перехваченные делегации. Но даже при таких силах у них нет никакой возможности победить армию демонов – вероятно, одну из самых сильных вообще во всей империи. Центрина не вмешается – это ее основной закон, потому силы слишком неравные. И все равно я не имела морального права взывать к осторожности. Хотя бы потому, что какой-то частью души понимала их выбор. Не дело это – формально владеть землей, на которой ты бесправен, и с которой все свободные стараются убежать при первой возможности. Но даже сбежавшие всю оставшуюся жизнь мечтают об изменениях, чтобы больше не оплакивать своих родных.

Рассмотрела вдали Аштара – и сразу же свернула к своему общежитию. Мне нельзя с ним говорить. Ни с кем нельзя об этом говорить!

Когда вернулась Марита, я сидела на полу посреди нашей комнаты в полной тишине. Подруга вздрогнула, будто уже и не надеялась меня здесь застать.

– Айса, ты где была? Элвин сказал, чтобы мы обе снова ночевали у него! Хотя бы до тех пор, пока не выяснятся обстоятельства. Директор подтвердил, что яд в вине был – правда, в небольшой дозировке, потому убийца наверняка глуп. Драконы уговорили пока не поднимать шума, они думают, что тот глупец рано или поздно обозначит себя. Но нам с тобой лучше идти…

– Иди, – перебила я. – Ночуй у Элвина. А мне надо подумать, Марита.

– О чем же? – растерялась она.

Я ответила задумчиво:

– О том, что они, может быть, правы… Мне стоит признаться, что это я украла перстень и подсыпала яд… Например, из ненависти к шелле – ведь они не захотели помочь в моей беде. Им вообще наше с тобой положение было безразлично… и потому я пошла на такое преступление… Надо подумать, чтобы все сходилось.

– Что ты несешь?! – завопила она. – И кто правы?

– Неважно, Марита. Уходи или оставайся, только не мешай. Я лучше помолюсь, помогу себе собраться с мыслями.

Подруга помялась сзади, потом пошла в ванную. Я же в плавном течении песнопений осеклась, как о порог споткнулась – резко, прямо посреди слова. Затихла, замерла, ошарашенная. Не о смирении я должна просить богиню – это как раз то, о чем никогда просить не следовало! О смелости, об умении принимать самые жесткие решения, о внутренней силе и хладнокровии – вот о чем нужно попросить. Аштар может отвести руку обидчика, Марита – поднять настроение и поддержать, Элвин способен успокоить Хинанду или под действием зелья оградить меня от всех бед; моя мать будет еще некоторое время умолять повариху сделать хоть что-то более результативное, а та продолжит тужиться в попытке угодить княгине, даже магистр Ин-Тар научит меня еще десятку боевых приемов. Все они чем-то мне помогали, но никто из них меня не спас.