– Чего же тут решать? Поют потому…
– Ты знаешь – почему?.. – перебил он ее.
– Конечно, знаю… давным-давно известно! Потому что им так назначено.
– То есть как назначено? откуда ты знаешь, кто назначил?..
– Назначено извечно, от сотворенья.
– Ты так решительно говоришь, милочка, словно была при «назначено»!
Он хотел поцеловать ее, но она уклонилась.
– Или ты никогда не читал Евангелия? не слыхал – «не пропоет петух три раза, как ты трижды отречешься от Меня»? Вот почему. Почему ты так смотришь, тебе не верится?.. Вдумайся и тогда поверишь. Тут не для одного Апостола Петра, а для всех. С того страшного часа, когда Петр сознал свой страшный грех… петух напомнил ему… и он горько плакал… плакал… – шептала она, и слезы были в ее глазах, – горько плакал… мучила его совесть… Ах, если бы ты слышал, как матушка Мелитина толковала это Евангелие… и все мы плакали!.. И вот с самого того часа открылось людям во святом Слове… «крик совести» открылся. Нет, я спутала… совесть всегда, это живой голос в сердце человеков… С того часа, когда ночью кричит петух… всем должно помниться, что случилось тогда.
Взволнованная ей вспомнившимся – «что случилось тогда», истомленная трудным днем, она сказала усталым шепотом;
– Успокойся, ступай и ляг… и я… я так устала…
Она подошла к окну.
– Какая глубина, Господи!.. – прошептала она молитвенно, сложив на груди руки, смотря на усеянное яркими звездами небо, не тронутое еще зарей. – Покойной ночи.
И затворилась в спальной.
Он стоял, думая, что она сказала. В нем осталось, со всеми неуловимыми тонами, исполненное чувства глубочайшего: «Какая глубина. Господи!..»
XXVII
Движения души
Только много спустя уяснил себе Виктор Алексеевич, что высказала Даринька словами «какая глубина, Господи!». Не о своде небесном только говорила, а обо всем: для нее эта глубина включала и земное, – вещи, движенья, звуки: во всем ей виделась глубина, все было для нее знамением, все было связано неразличимым для глаза строем, истекало из одного Истока, во всем чувствовался глубокий Смысл.
Решение вопроса о «петухе», так его изумившее, – он решение это называл «колумбовым яйцом», – бросило свет на восприятие мира Даринькой и неощутимо влияло и на него. Он не замечал, каким богатством одаряла она его. По его словам, он как-то получал «новые глаза»; в самом мелком и скучном из земного находил значительное, и это так настраивало его, что даже в зарядившем надолго дожде осеннем и в невылазной распутице чувствовалась ему своеобразная красота. Это новое почувствовалось им не вдруг, а как бы вырастало из чего-то, не постигаемое рассудком. Только впоследствии путем духовного опыта он понял, из чего это вырастало… кому он обязан этим.
Наутро, после бессонницы, уснув на короткий час, он поднялся в благостном настроении. Утро было великолепное. Дариньки не было. Таня сказала, что барыня в церкви, а потом будет панихида. Какая панихида? Он заглянул в календарь: вторник, 11 июля, св. равноапостольной кн. Ольги. Это ничего не объяснило, Когда вернулась Даринька с Алешей, он понял, и ему была приятна душевная чуткость Дариньки.
– От нее вся эта красота, ставшая теперь нашей, – сказала она, – и мне захотелось помолиться.
ebooksa