Роковая Роксана

22
18
20
22
24
26
28
30

- Потрудитесь отодвинуться, - строго сказала я. Под обёрткой обнаружилась небольшая лакированная шкатулка с простой чёрной поверхностью, без рисунка. – Иначе мне придётся…

Я приоткрыла крышку, и почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Внутри шкатулки, в ворохе сухих лепестков чёрной розы лежала мёртвая птица. Крапивник со свёрнутой головой. Я смотрела на страдальчески приоткрытый клюв, на круглый глазик, подёрнутый мутной плёнкой, и музыка взвизгнула и оборвалась, всё вокруг потемнело, я запоздало дёрнула край корсажа, пытаясь сделать вздох, а потом рухнула куда-то с неимоверной высоты, в глухую черноту.

Глава 12

Когда я открыла глаза, сначала мне показалось, что обморок всё ещё продолжается, потому что было полутемно. И только спустя несколько секунд я поняла, что нахожусь в комнате, где горит только один светильник, закрытый ажурным металлическим колпаком, чтобы свет был мягким и рассеянным.

В моей памяти словно кто-то быстро перелистал журнал с картинками – англез с графом Бранчефорте, поцелуй руки, разговор с Эвереттом, граф шепчет мне на ухо, мёртвая птица…

Я смотрела в потолок, украшенный лепниной, и дышала полной грудью. Впервые за вечер я дышала полной грудью. Ох уж эта Стелла с её «затянем на дюйм потуже»! Какое всё-таки мучение – тонкая талия. Или видимость тонкой талии. Отличная, кстати, тема для следующей статьи господина Ронбери. Если некий граф не присвоит себе этот псевдоним.

Положив руку на грудь, я обнаружила, что корсет на мне расшнурован, а платье спущено почти до локтей. Вот, наверное, все перепугались… Надеюсь, платье не разрезали… Оно красивое… Жаль будет его испортить… Мама отдала за него десять золотых… А ещё ткань… А чулки стоят – две серебряных монеты пара… Они чёрные, с продольными полосками… И такие мягкие…

Почему это мне подумалось про чулки?

Чувства возвращались медленно, и только сейчас я сообразила, что на моём колене лежит чья-то ладонь – от неё было тепло, спокойно, и как-то особенно уютно. Я бы не возражала, если бы ладонь лежала на моём колене и дальше, но она тихонько сдвинулась – чуть выше, ещё выше… Задела атласную подвязку, а потом, помедлив, коснулась обнажённой кожи над краем чулка. Нет, я зря посчитала ладонь тёплой. Сейчас она была горячей, обжигающе горячей. И от этого прикосновения было всё так же уютно, но ещё и… волнительно.

Немного повернув голову и оторвавшись от созерцания потолка, я обнаружила, что лежу на постели, с подложенными под голову, спину и локти подушками, в полумраке незнакомой комнаты – очень кокетливой, с оборочками и приколотыми сухими цветами на закрытых шторах. Возле постели стоит на коленях граф Бранчефорте, но смотрит не на меня, а на свою руку, которая лежит на моей ноге повыше кромки чулка.

Не совсем уверенная, что всё это происходит на самом деле, я наблюдала за этой странной картиной – как мужчина осторожно приподнимает подол моего платья, так что уже показались кружева нижнего белья. Было тихо, я не слышала музыки. Зато слышала тяжёлое и прерывистое дыхание графа. Как будто дрова рубил, бедненький. Его пальцы запутались в кружевах, и рука казалась особенно тёмной на фоне белых оборок.

- Кружева валансьенские, десять серебряных монет за пять ярдов, - произнесла я вполголоса.

Граф резко перевёл взгляд на моё лицо, но рука продолжала лежать там, где я её застала – в совершенно неподобающем для благовоспитанной девицы месте.

При рассеянном свете глаза господина Бранчефорте казались тёмными бездонными провалами, и стало особенно заметно, какие у него чёткие, словно вырезанные из мрамора, черты.

- Подвязки тоже обошлись недёшево, - продолжала я, не делая попытки прикрыться или позвать на помощь. – Обратите внимание, какие милые эти атласные бантики. Я люблю больше их, чем кружева или цветы из лент. Кружева цепляются за ткань платья, а цветы выглядят громоздко…

- При чём тут бантики? – спросил граф, и голос его прозвучал странно глухо, будто издалека.

- Вы так внимательно рассматриваете моё нижнее бельё, что я решила подсказать расценки и сделать небольшую рекламу. Вдруг надумаете купить? – я говорила какую-то ерунду, и прекрасно это осознавала, но ладонь графа обжигала мою кожу, и всё остальное как-то очень просто перестало быть важным.

- Наверное, мне надо извиниться? – спросил граф, так и не убирая руку.

Более того, я почувствовала, как пальцы его чуть сжались, потом погладили, а сам он наклонился ко мне, так что пряди его волос коснулись моего обнажённого плеча.

- А есть другие варианты? – ответила я вопросом на вопрос.