Я бы подумала, что это лесть, если бы не глаза Эверия, смотревшие с искренней теплотой и нежностью. Прежде на меня с таким восхищением никто не смотрел.
На скале не было той безмятежности, как на берегу моря с Селебрином, однако я чувствовала себя уютно. И даже ветер, что трепал волосы, сорочку и шаль не волновал.
Стоило чуть плотнее запахнуть шаль на груди из-за смущения, Эверий сотворил купол.
Ветер исчез, стало тихо, и как будто весь мир перестал существовать. А потом Эверий запустил несколько сверкающих бабочек, которые закружили под куполом. Искрящаяся пыльца осыпалась с их крыльев, на мгновение золотила кожу, и это было так красиво.
Я подставила руку. Одна бабочка села на ладонь.
В сумерках, набиравших силу, яркое пятнышко походило на прирученный огонь.
— Чудесные, — подняла на мага глаза. — И место потрясающее. И закат с небом тоже… И… — едва не проговорилась, что и он в отблесках заката настоящий красавец, но нашлась и добавила: — И звезды яркие!
Эверий закинул голову, разглядывая небо.
— Чуть позже станет совсем темно, и тогда мы увидим созвездия.
— Ты знаешь их?
— Да.
— Покажешь?
— Все что захочешь.
Сегодня мы стояли и вели себя как робкие подростки. Эверий не обнимал меня, а мне так этого не хватало. Не знаю, что с ним случилось, но захотелось растопить стену, что незримо стояла между нами.
— Я давно не любовалась ночным небом, — улыбнулась, встряхнула одеяло и смущённо пояснила: — Лежать и любоваться небосводом лучше, чем стоять, задрав голову.
Бабочки-светлячки сидели на моей руке и плечах и не позволяли разглядеть в густеющей темноте лица молчавшего мага. Подумала, что он поражен моим предложением, однако Эверий отозвался:
— Если бы я удивлялся каждый раз — ходил с открытым ртом. Важны не слова — важен сам человек и его помыслы.
Он первым опустился на одеяло, растянулся, раскинул руки и, шумно вздохнув, признался:
— С детства не наблюдал за небосводом.
Я прилегла рядом, оглядела темнеющее небо.