О времени, о душе и всяческой суете

Подойдя к лестнице вместе с Бадди, Тим обернулся. Слезы уже высохли, и на лице его появилось суровое выражение.

– Не волнуйтесь, – сказал он. – От меня больше не будет так много проблем. Теперь я понимаю, что вы просто не умеете вести себя иначе.

– Это проклятое снисходительное отношение! – вспылил Джек Паттерсон во время их с Лорной следующего визита к доктору Хенду.

Одним из условий внесудебного урегулирования дела об убитой собаке были обязательные ежемесячные посещения психотерапевта. Это обходилось несколько дешевле, чем армия юристов, способная спасти ребенка от заключения в психиатрическом учреждении.

– Да, это я могу себе представить, – вздохнул доктор Хенд. – Но, видите ли, биофакт вроде Бадди создан, чтобы усилить качества, которые ведущие антропологи с Проциона, Регула, Сигмы Драконис и других планет считают благотворными для человеческого общества и при этом опасно редкими. Главным из них, разумеется, является эмпатия. Сочувствие, сопереживание и тому подобное. А чтобы обеспечить развитие этого качества, нужно сначала привить человеку терпение. То есть подать пример.

– Терпение? Но Тим никогда не отличался терпением! – возразила Лорна. – Конечно, он был своевольным, все портил и постоянно хамил, а теперь это не так, но он ни на минуту не оставляет нас в покое! Постоянно просит то одно, то другое: хочу построить лодку, хочу сделать модель звездолета, хочу лупу, чтобы проследить, как размножаются муравьи… Хочу, хочу! Это так же ужасно, а может, даже хуже!

– Вот именно! – мрачно согласился Джек. – Бадди настроил нашего же сына против нас.

– Напротив. Он сделал из него то, что вы хотели. Пускай и с опозданием, но мальчик теперь всячески старается соответствовать тому идеалу, который вы представляли с самого начала. Вы хотели ребенка с живым умом и высоким коэффициентом интеллекта. Вы его получили. – По тону доктора Хенда было ясно, что его терпение на пределе. – Он вернулся в обычную школу, у него прекрасные оценки, успехи в гимнастике и многих других предметах. Бадди сделал из него именно того сына, которого вы изначально заказывали.

– Нет, говорю же! – рявкнул Джек. – Он… он как бы смотрит на нас свысока, и я не могу это терпеть!

– Мистер Паттерсон, если бы вы хоть иногда задумывались, то поняли бы, почему этого было не избежать.

– А я говорю, что этого можно и нужно было избежать!

– Нет! Чтобы как можно скорее вывести Тима из изоляции и излечить его неспособность понимать чувства других людей, Бадди прибегнул к самому практичному методу. Он научил Тима проявлять жалость. Я часто жалею, что сам так не могу, но я ведь всего лишь человек. Не Бадди и тем более не Тим виноваты в том, что первыми, кого мальчик научился жалеть, стали вы. Так что, если хотите, чтобы он начал уважать вас, лучше спросите совета Бадди. Он объяснит, как этого достичь. В конце концов, именно для этого и нужны Друзья: они делают нас лучше. А теперь прошу меня извинить, меня ждут другие клиенты. Хорошего дня!

Вкус блюда и дня

С нашей первой встречи год назад положение барона изменилось. К этому я был готов. В то время он отчетливо дал понять, что у него имеются некоторые, выражаясь на очаровательный старинный манер, «ожидания».

Я вовсе не был уверен, что ему удастся воплотить их в реальность… И все же, несмотря на мои подозрения, что он в некотором роде мошенник, он мне очень нравился. В конце концов, будучи писателем-романистом, я тоже по-своему профессиональный лжец.

Итак, обнаружив необходимость наведаться к своему издателю в Париж, я написал на адрес, по которому, как оказалось, барон уже не проживал. Тем не менее он ответил – в несколько цветистой манере выразив несказанную радость, которую ему доставит обед со мной tête-à-tête[16] у него дома, то бишь в квартире, расположенной в дорогом квартале всего в нескольких минутах от места, которое парижане все еще беззастенчиво называют L’Étoile[17]. Меня это и удивило, и обрадовало: раз он переехал в подобное место, значит, его давние утверждения были небезосновательны.

Однако, как только я оказался у него, меня не покидало ощущение некоего несоответствия.

Слуга сопроводил меня в salon, обставленный аккуратно, но просто, не по моде, но и не démodé. При этом мебель здесь совершенно не сочеталась друг с другом и состояла в основном из стульев, какие можно увидеть в уличном кафе, пары подходящих столов и двух плетеных кресел. Складывалось впечатление, что эту коллекцию собрала в тридцатые годы пара не особенно удачливых в материальном отношении молодоженов, надеявшихся постепенно поменять мебель, но обнаруживших, что после рождения детей им это не по карману.

Я еще осматривал комнату, когда вошел сам барон, и его внешний вид еще более усилил ощущение неловкости. Раньше он никогда не стеснялся в проявлениях чувств, а сейчас поприветствовал меня сдержанно, любезно усадил в одно из кресел – оно ужасно скрипело! – и отвернулся, чтобы налить мне apéritif. Я воспользовался возможностью получше рассмотреть его. И заметил…

Ну, например, костюм его был чистым, тщательно отглаженным и великолепного качества, но это, несомненно, был тот же самый костюм, в котором я видел его год назад, причем если тогда одежда выглядела поношенной, то сейчас уже почти истлела. Ботинки выглядели так же: начищенные до блеска, но заметно стоптанные. В целом, что касается внешности, все, что он мог сделать для себя сам – маникюр, бритье, узел галстука – нареканий не вызывало, однако стрижкой, как я сразу заметил, вряд ли занимался лучший парикмахер Франции.