– Я не была настолько нетерпеливой! – вспыхнула я от стыда или смущения, сама не понимала, от чего именно.
– Ещё как была, Ашарин.
– Почему ты это делаешь? – Вопрос сам собой сорвался с языка. Его ровный тон и готовый ответ на любой вопрос выводили из равновесия, всё тело напряглось как струна, а пальцами я неосознанно сжала ткань платья на коленях.
– Что делаю? – Раян слегка наклонил голову, спрашивая с искренним недоумением.
– Зовёшь меня так. Полным именем.
– Это же твоё имя, Ашарин. Зачем мне звать тебя по-другому?
Я не нашлась, что возразить. Он выдал правду с очевидной прямолинейностью, но при этом проигнорировав то, что настоящее имя – самый большой секрет в моей жизни.
– Ты по-прежнему не помнишь, – разочарованно вздохнул он и упёр меч в пол рядом с собой, используя как опору для равновесия.
– Не помню что?
– Ты появилась здесь в четырёхлетнем возрасте, мне тогда было одиннадцать. Мастер почему-то решил, что нянька из меня выйдет неплохая, и повесил заботу о тебе мне на шею. Хотя позднее он оправдал это желанием воспитать во мне чувство ответственности, якобы изначально знал, что я стану хранителем.
Наставники и мастера в основном строго следят за учениками высшего и среднего уровня, а ответственность за младших распределяется как раз между более взрослыми учениками. Они следят и помогают младшим до тринадцатилетнего возраста, по достижении которого оранжевая форма сменяется на чёрную. Я не была учеником храма и поэтому не думала, что кто-то мог приглядывать за мной, кроме дедушки, что мог быть ответственный старший.
Губы хранителя растянулись в улыбке. Сперва она показалась счастливой, как у человека, вспоминающего приятные моменты, но затем стала вымученной и даже раздражённой. Будто он припомнил свои трудности.
– Когда твой дедушка бывал занят, его место занимал я. Следил, чтобы ты, мелкая, не свернула себе шею, не лазила по деревьям и не бегала где ни попадя. Не говоря о том, что в мои обязанности входило кормить тебя, помогать во всём и даже играть. Ты ходила за мной как приклеенная, словно утёнок за мамой-уткой. Мастер изрядно веселился, наблюдая за нами. В те годы я проводил с тобой чуть ли не больше времени, чем с Ришей и остальными друзьями.
Щёки не в первый раз обожгло смущением, я ничего этого не помнила. В памяти до девятилетнего возраста – почти чистейшая пустота с жалкими обрывками каких-то моментов из жизни. За период с девяти и до тринадцати лет картинок чуть побольше, но самые яркие воспоминания уже касаются времени после отравления. Из детства я помнила образы Раяна и Риши, порой Минсу и Шина, но лучше всех помнила Джуна, с ним мы много времени проводили вместе.
– Но в шесть с половиной лет ты перестала за мной ходить.
– Почему? – вырвалось у меня.
– Дедушка привёл Джуна. И ты по какой-то причине увязалась за ним. Из-за этого мне пришлось взять ещё и его под опеку, следить за вами обоими, потому что вы двое малышей стали близки, что не разорвать[2]. – Вот теперь улыбка Раяна точно приобрела оттенок опасного предвкушения, будто он готовился припомнить мне многое. – Похоже, это единственное, что не изменилось. Вы двое всё ещё неразлучны. Как я понимаю, в нём, его дружбе и симпатии ты уверена.
Последнюю фразу Раян выдавил с кислым выражением лица, без особой радости, словно наша дружба до сих пор доставляет ему неудобства.
– Все годы, проведённые в роли двойника, кроме Джуна, у меня никого не было, – неожиданно резко ответила я, задетая услышанным.