— Да, но я умру не стариком, — ответил Гарри. — Собираюсь воспользоваться шансом погибнуть молодым и оставить после себя красивый труп. Это послужит возмещением того, что было упущено мною в первый раз.
— Да вы романтик, — невозмутимо сказала Джесси.
— Вы чертовски правы, — согласился Гарри.
— Слушайте, — перебил их я. — Мы, похоже, отправляемся.
Через громкоговорители театра доносились отрывистые переговоры между «Генри Гудзоном» и диспетчером колониальной станции. Затем послышался чуть слышный низкий гул, и сквозь кресла мы ощутили едва заметную вибрацию.
— Двигатели, — сказал Гарри.
Мы с Джесси кивнули.
А потом Земля начала медленно уменьшаться на видеоэкране. Все еще огромная, все еще сияющая чистыми синим и белым цветами, она прямо на глазах неумолимо съеживалась, занимая все меньшую и меньшую часть экрана. Все несколько сот новобранцев молча следили за тем, как она удалялась. Я скосил глаза на Гарри, который, несмотря на недавнюю браваду, сидел в глубокой задумчивости. По щеке Джесси катилась слеза.
— Эй, — сказал я и взял ее за руку. — Разве вы забыли: не слишком сильная грусть!
Она улыбнулась в ответ и пожала мою руку.
— Да, — ответила она хриплым полушепотом. — Не слишком сильная. Но все же… Все же…
Мы просидели там еще некоторое время, глядя, как все, что мы когда-либо знали, уменьшается и сползает к краю видеоэкрана.
Я установил мою ЭЗК, чтобы она разбудила меня ровно в шесть, что она и сделала, начав негромко воспроизводить через свои маленькие динамики духовую музыку, которая постепенно становилась все громче и громче, пока я не проснулся. Музыку я выключил, тихонько сполз с верхней полки и, включив в платяном шкафу маленькую лампочку, разыскал полотенце. В том же шкафу висели два комплекта формы новобранцев голубого «колониального» цвета, спортивного образца: две голубые футболки, две пары широких голубых, похожих на китайские штанов на веревочке, две пары белых носков, трусы, похожие на шорты, и синие спортивные тапочки. Судя по всему, до прибытия на Бету Компаса настоящая форменная одежда нам не должна была потребоваться. Я надел штаны и футболку и поплелся в душ.
Когда вернулся, в комнатушке ярко горел свет, но Леон еще валялся в постели — лампы, судя по всему, включились автоматически. Я надел рубашку поверх футболки, дополнил свой наряд носками и тапочками и теперь был готов бегать трусцой или заниматься чем-нибудь другим, что для меня запланировали на этот день. Теперь следует позавтракать. Направляясь к двери, я легонько тряхнул Леона за плечо. Конечно, он был балбесом, но даже балбес вряд ли хочет проспать завтрак. Когда он приоткрыл глаза, я осведомился, не желает ли он поесть.
— Что? — неуверенно, как пьяный, ворочая языком, пробормотал он. — Нет. Оставь меня в покое.
— Вы уверены, Леон? — спросил я. — Вы же помните, как говорят о завтраке: завтрак съешь сам, ну и так далее. Вставайте. Вам потребуется запас энергии.
Теперь Леон уже чуть не рычал на меня.
— Моя мать умерла тридцать лет назад! Неужели она не могла выбрать для своего возрождения кого-нибудь получше тебя! Проваливай отсюда и дай мне поспать!
Мне было приятно видеть, что Леон нисколько не смягчил своего отношения ко мне.
— Ладно, — сказал я, — вернусь после завтрака.