Сценарий немного изменился. В ее тюрьме произошли небольшие улучшения. Как и прежде, Тея помнила, что произошел несчастный случай, но теперь смерть ее родителей была связана с этим событием. Она знала, что они ушли, и никогда не спрашивала, когда они придут. Она знала, что ее сестра живет далеко и иногда приезжает. Она вспомнила Риту. Она перестала говорить, что она египтолог или этимолог. И не испугалась и не смутилась из-за татуировки на руке. Рита сказала мне, что это каким-то образом удержало Тею от внезапного горя. Этот образ принес ей облегчение. После этого я спрятал свою от Теи, чтобы она не растерялась и не потеряла покой.
Лучший подарок – то, что мне не нужно было носить бейдж или заново представляться. Она вспомнила меня. Она вспомнила, что любит меня.
Но вопрос «сколько уже прошло?» остался, и отвечать шестнадцать… семнадцать… восемнадцать месяцев было адски больно.
– Врачи работают над моим случаем? – спросила она.
– Да, – сказал я, и это была правда. – На самом деле, они собираются попробовать еще раз.
Она нахмурилась.
– Еще раз?
Восемнадцать месяцев, а я все еще допускал глупые ошибки. Слово «опять» не имело для Теи значения.
– Они собираются провести с тобой процедуру, – пояснил я. – И дать тебе лекарство, чтобы сделать тебя лучше.
Я терпеть не мог говорить с ней как с ребенком, но однажды, после перезагрузки, я ляпнул Тее, что она просыпается не в первый раз, что когда-то она не спала и знала всю свою жизнь. Это закрутило ее в петлю паники и истерики. Ее амнезия была словно зеркальный коридор, отражение множилось до бесконечности без выхода, а я по глупости пытался сказать ей, что дверь прямо перед ней.
Процедура доктора Милтона была той самой дверью, и я никогда не переставал рассказывать об этом Тее. Снова и снова, каждый день – каждые пять минут – в течение последних двух недель. С тех пор как Милтон позвонил доктору Чен с новостями.
– Это сделает меня лучше? – спросила она.
– Да, детка.
«Просто должно».
Она крепко обняла меня, так же радуясь новости, как и в любой другой раз. Ей не нужно было знать подробности о процедуре, только о том, что она будет. Тея все еще была там и в глубине души знала, что «быть лучше» означает свободу.
– Когда эта процедура? – спросила она. – Скоро?
«Когда», «скоро» и «завтра утром» были словами-ловушками, которые тоже не имели для нее никакого значения, но я сказал ей правду.
– Завтра утром.
– Стоит ли мне бояться?
– Нет, – сказал я. «Оставь это мне». – Все сработает так, как должно.