– Доброй ночи, Айзек. Увидимся завтра.
– Увидимся, Уиллоу. Доброй ночи.
Я закрыла дверь и поспешила к парадному крыльцу. Папа оставался у окна и наблюдал, как Айзек уезжал.
– Кто это был? – потребовал он.
– Тебе тоже привет, дорогой отец, – сказала я. – Это Брэнда Форд, жена постановщика.
– Что случилось с Джастином?
– Сегодня у него не было репетиции.
– Твоя мама говорит, что ты идешь с ним на танцы и что он из очень хорошей семьи.
– Да, и да, и я очень устала…
– Ты держишься подальше от Айзека Пирса, да? – глаза папы потемнели. – Дочь моего коллеги Гэри сказала, что, кажется, видела вас вместе в субботу.
– Ну, дочери Гэри нужно не лезть не в свое дело, не так ли?
Папа упер руки в бока.
– Я серьезно говорил об Айзеке. Не хочу, чтобы из всего города ты общалась именно с тем парнем, у которого такая репутация.
Слова словно желчь поднялись в горле. Я хотела выплюнуть их ему в лицо. Сказать ему взять свое притворное беспокойство за меня и засунуть в задницу. Он беспокоился не обо мне, а о своей собственной репутации.
Но мне было семнадцать. Еще несовершеннолетняя. Если папа скажет Мартину, что не разрешает мне играть в пьесе, у Мартина не будет другого выбора, кроме как выгнать меня.
– Ну? – спросил отец. – Ты виделась с Айзеком или нет?
– Нет, добрый господин, – сказала я, выплевывая слова. – Как вы приказали.
Глава двадцатая
Уиллоу
Наступил вечер танцев. Родители, обрадовавшись, что я пытаюсь социализироваться, приготовили закуски и содовую не для шести, а целых двадцати людей. Наши мраморные стойки на кухне были завалены маленькими сэндвичами, фундуком и вишней в шоколаде. Даже крекерами и икрой.