– Ты уверена?
– Уверена.
– А может, это просто совпадение? Ну не знаю, ты шла и случайно подставила плечо, и я инстинктивно сжал то, что попалось мне под руку?.. Могло такое быть?
– Нет.
– Нет?.. – Реджинальд смотрит на нее, склонив голову. – А я говорю, что могло. Это мой дом, и в своем доме я имею право, на хрен, говорить все, что мне взбредет в голову, миссис Феннесси. Что-то не устраивает? Ну так давай, выскажи все претензии мне в лицо. Или ты думаешь, я не отличу серьезную сукину дочь по глазам? Я знаю, что тебе палец в рот не клади, что не всякий мужик сдюжит с тобой связаться, но я не всякий, да и ты не в том положении, чтобы это проверять. Потому что если б я вдруг – вот, на хрен, прямо сейчас – решил придушить мать одного из исчадий ада, убивших моего ребенка, которая без приглашения вошла в мой дом в день похорон моего единственного сына… знаешь, что со мной было бы, миссис Мэри Пэт Феннесси?.. Да, меня посадили бы. Но за то, что я прикончил тебя, шкура, меня в тюрьме так уважали бы, что я доживал бы там свои дни как царь.
И страшнее всего не угрозы, не боль от пальцев, впившихся в плечо, будто торцевые ключи, а полный ненависти взгляд. Мэри Пэт хорошо разбирается в ненависти – с детства ею окружена, – и эта ненависть лично к ней поистине неисчерпаема.
– Реджинальд!..
Они оба оглядываются и видят Соню, стоящую в двери, ведущей на веранду.
– Отпусти ее сейчас же.
Эти несколько секунд Мэри Пэт навсегда запомнит как самые страшные в ее жизни. Перед Реджинальдом стоял простой выбор: послушаться жену либо разом придушить незваную гостью. И Мэри Пэт не сомневалась: если б он решил ее убить, то наверняка преуспел бы.
Реджинальд отпускает ее плечо и со словами «Выкинь эту суку на хрен из моего дома» проходит мимо жены на веранду.
Перед домом стоят еще несколько гостей, поэтому Соня отводит Мэри Пэт до конца квартала. Они останавливаются у почтового ящика, когда-то синего, но выцветшего и облупившегося от солнца и осадков.
– Мне жаль, что… – начинает Соня.
– Не надо, не извиняйся. Твой муж просто немного не в себе от злости. Сам не знает, что говорит.
– Я вовсе не прошу прощения за Реджинальда, – сдвинув брови, говорит Соня. – Я не дала ему навредить тебе только затем, чтобы он остался дома и воспитывал девочек, а не гнил в сраной тюрьме.
«И Соня тоже матерится?» – невольно удивляется Мэри Пэт про себя.
– Я лишь хотела выразить соболезнование твоей утрате, – продолжает Соня. – Что бы я ни думала про тебя, миссис Феннесси, или про твою дочь, ни одна мать не заслуживает потерять ребенка, а тем более двух.
– И я тоже соболезную твоей утрате… – хрипло произносит Мэри Пэт.
– Замолчи. – Соня поднимает руку. – Даже не смей говорить о моем сыне. Он погиб из-за тебя.
«Так-так, погоди-ка, – думает Мэри Пэт, опешив, – это еще, на хрен, что за новости?»