Посмотри, наш сад погибает

22
18
20
22
24
26
28
30

Белый присел, будто поправляя сапог.

– Так ты, значит, тот самый Гюргий Большая Репа?

Запахло мочой. Немало кваса успел выпить купец.

– Он самый, – довольно крякнул Гюргий. – Слышал обо мне?

– Немного, – Белый выпрямился. – За что тебя прозвали Репой?

Журчание наконец оборвалось.

– За то, что котелок варит. Я же из простой семьи, а в люди выбился. С чего всё началось-то, значит, – он чуть согнулся, пытаясь посмотреть себе на ноги и поправить пояс, но круглый живот не позволял этого сделать. – Родители у меня всю жизнь трудились, а жили всё равно впроголодь. Но дед мой сызмальства меня учил…

От него пахло чесноком и хлебом.

Договорить он не успел. Белый сделал всё быстро, уложил Гюргия на землю, проволок глубже в кусты прямо по мокрой от мочи земле. Дальше тащить его было бессмысленно. Ночью можно было бы сбросить тело в реку. Днём труп в любом случае найдут быстро.

Белый успел надеть дублет, когда его настигли посмертки, и он упёрся лбом в ствол ближайшего дерева, стиснул зубы, сдерживая стон. От посмерток было столько же наслаждения, сколько и неудобства. В штанах становилось слишком тесно каждый раз, когда он поглощал чужую жизнь. Но таков уж дар госпожи: все Вороны получали возможность собирать силу чужой жизни, накапливать её, чтобы после передать в знак выполненного заказа своей госпоже или использовать самому.

Но последствия посмертков…

Чтоб их!

Он схватил вещи и побежал в сторону. Если его поймают рядом с трупом, это одно. Если его поймают рядом с трупом, пока он себя удовлетворяет, будет уже слишком. Когда госпожа придумала посмертки, то явно хотела просто поиздеваться над своими Во́ронами.

Только оказавшись подальше от храма Гюргия, Белый завернул в безлюдный переулок и, наконец, приспустил штаны. Галке было проще. Она хотя бы не могла запачкать одежду, пока кончала.

Он взялся за плоть, уткнулся лбом в холодную белую стену храма, прикрыл глаза. Пах тянуло от напряжения. Белый двигал рукой всё быстрее, быстрее и даже с закрытыми глазами видел рыжие кудри и пухлые губы. Вторая рука упёрлась в стену, желая схватить полную девичью грудь.

Курва! Когда он настигнет Велгу, то вырвет ей сердце. Но… но, может, сначала?.. Не было правила, которое запрещало взять жертву.

И наконец пустота. Восхитительная, желанная. Чтоб их… всех… Пустошь поглотила.

Голова гудела упоительной тишиной. Все мысли ушли прочь.

А запястье блаженно холодило: зажил один из знаков. Договор был исполнен.

Белый открыл глаза. Перед ним снова была храмовая стена. А вокруг – небольшой дворик, залитый медным светом. Закат наводнил перезвон колоколов. Приближалось время службы.