А Белый сделал шаг назад, с носка на пятку, поднялся на вторую ступень.
Он умел двигаться бесшумно. Больше никто не обернулся. Народ стоял, погружённый в молитву, точно зачарованный.
Второй шаг. Третий.
Всё спокойно.
Белый развернулся и медленно, чуть нагнувшись, с пятки на носок стал подниматься по узким ступеням. Глаза быстро привыкли к мраку.
Слух обострился, и молитвенное песнопение, доносившееся снизу и с другой стороны храма, с соседних хоров, отделилось, точно просеянная порченая крупа. Обострились другие звуки: шуршание одежды, усталый вздох, шарканье кожаной подошвой по камню. Белый почти не дышал.
Впереди из темноты показался слабый огонёк свечи. Круглый зад и по-мужски широкая спина холопки перекрывала собой почти весь проход.
Чтоб пустошь её поглотила! Такую неповоротливую бабу попробуй незаметно уложи на пол.
Бесшумно нож вышел из ножен. Рыбья чешуя на рукоятке знакомо легла в ладонь.
Но дальше идти Белый не спешил.
Баба то и дело кланялась, осеняя себя священным знамением. Свеча в руке дрожала, огонёк трепетал. Если свеча погаснет, княгиня это сразу заметит, обернётся.
Если баба тучно, махом упадёт на каменный пол, звук раздастся такой, что ни блаженное пение, ни бормотание прихожан, ни зычный голос Пресветлого Отца не помогут.
Почему у Белого не три руки?
Медленно он попятился вниз. Сначала носок, следом пятка. На пять ступеней назад, в кромешную тьму, ближе к повороту, куда не проникал свет.
Кто мог подумать, что в храм кормилица водила Белого не зря? Она, простодушная деревенская баба, верила, что может спасти его душу. Отмаливала мальчика, подводила к солу и просила поцеловать. Матушка жестоко покарала за это бедную кормилицу. Даже Белому стало не по себе от выбранного наказания.
В детстве Белому всегда было скучно в храмах. Он едва выдерживал стоять две лучины, пока пели занудные песни и без остановки кланялись. Но зато он отлично запомнил, что за чем шло. И знал, когда на весь храм раздастся дружно и громко:
– Создатель, наш…
Запели все, даже те, кто делал это преотвратно. Даже холопка княгини.
И шаги было уже не расслышать. Как и падение тяжёлого тела на пол.
Белый легко взлетел по ступеням, зажал бабе рот одной рукой, второй перерезал горло глубоко, так, чтобы не пискнула. И когда руки её ослабли, а ноги подогнулись, перехватил свечу так, чтобы огонёк не потух.
ebooksa