– Зачем мы продолжаем идти? Это бессмысленно. Кастусь… Константин мёртв. Ты сама слышала.
– Тебе есть куда ещё идти, Вильха?
– Нет.
Она могла бы вернуться в Старгород, будь с ней Белый. Она могла бы отправиться в Ниенсканс, также в сопровождении Белого. Но, оставшись без него, она не могла решать сама, куда отправиться. Она могла только идти следом за чародеями, пока они не прогоняли её.
Что было бы, скажи она им своё настоящее имя? Как бы они поступили? Отдали её Во́ронам? Или вернули князю, на которого работала Мельця? Или бы пожелали награды от жениха Велги и отвезли на север?
Только… ждал ли её до сих пор жених? Ведь если Буривои погибли, если власть их в Старгороде пропала, то и невеста больше не была ему нужна.
– Мне некуда идти, – растерянно пробормотала Велга. Она подняла взгляд на чародейку. – Мельця, я… без вас я пропаду.
– Ох, котёнок, – чародейка раскинула руки, обняла Велгу, прижав к пышной груди. – Не переживай, ради Создателя. Мне очень жаль, что мальчик погиб. Но… пока мы идём дальше со скренорцами. Может, найдём работу в Щиже. Или поищем удачи в Ниенскансе. Говорят, северяне нанимают чародеев. Ты можешь идти с нами. Нет, – она отстранилась и широко улыбнулась, – я настаиваю, чтобы ты пошла с нами. Мы со Змаем о тебе позаботимся.
Велга робко улыбнулась, опуская взгляд.
У неё не осталось ни денег, ни влияния. Но она по-прежнему была миловидна и невинна. И то и другое легко могло разжалобить сердца людей. А Мельце нравилось заботиться об остальных. Пусть она позаботится о Велге, пока та не придумает, что делать дальше.
От Зуево на Калине дальше они шли уже пешком. Гребцы и скренорцы волокли свои тяжёлые ладьи по избитой дороге, заросшей по краям клевером да подорожником. На волочке купили пару волов, те везли на себе другую поклажу, по большей части товары скренорцев. Один вол тащил телегу, закрытую наглухо. Что там, никто не знал, а спрашивать скренорцев никто не спешил. Стоило только упомянуть Старгород, как они разражались грязной бранью.
Со скренорцами Велга старалась не разговаривать, даже в глаза им по возможности не смотрела. Отныне в их пронзительных льдисто-голубых глазах она видела одного только Инглайва.
К полудню решили остановиться на привал. Солнце палило, точно в середине лета, и Велга испугалась, что она загорит или, что ещё хуже, покроется веснушками. Матушка считала, что у знатной господицы кожа должна быть белая, чистая, как снег. Но Велга пошла в отцовскую родню, и даже зимой противные веснушки покрывали плечи и руки. Стоило же солнышку коснуться её лица, как нос и щёки становились вовсе рыжими.
Присев в тени закрытой телеги, Велга вытянула уставшие ноги. Ступни болели, а обувь стопталась. Никогда в жизни она не ходила так много. Порой казалось, что ещё шаг и она упадёт, но получалось как-то шагать дальше.
Рядом примостился Змай. С ним было легко. Он всегда улыбался, даже когда не было для того повода.
А ещё был щенок.
Бо́льшую часть дороги он сидел в телеге, иногда на руках у Велги. Лапы у него были короткие, слабые, и сам долго он идти не мог. Змай предлагал оставить его на волочке, но Велга неожиданно для самой себя воспротивилась. И только Мельця почему-то её поддержала.
Теперь Мишка бегал рядом, нюхал траву, рыл землю, неуклюже перекатываясь на круглый бочок, довольно хрюкал, разгребая грязь чёрным носом. Глядя на него, невозможно было не улыбаться.
– Трудно помышлять о смерти, когда видишь, как растёт новая жизнь, – послышался голос Мельци.
– Что?