Посмотри, наш сад погибает

– А у тебя что, их было много? – улыбнулся краем губ Белый.

Она потупилась, отстранилась, отводя глаза в сторону, и неопределённо пожала плечами.

– Что? – не поверил он. – У тебя был не один Клюв?

– Да, – неохотно призналась Галка. – Она была танцовщицей. Фарадалкой.

В раздражении сестра пнула подорожник ногой, промахнулась и подняла пыль на дороге. Было жарко. Лето бежало, спешило к ним навстречу. Галка стащила шерстяной худ и запихнула в сумку. На груди висел костяной оберег, которые всем подарил Грач. Даже Вороне. Наверное, её оберег так и лежал с ней в могиле под маками.

Пожелтевшая льняная рубаха прилипала к худому телу Галки, и сквозь ткань видно было торчащие соски. Вадзим не был далёк от истины: она легко могла сойти за юношу.

– И что случилось с той фарадалкой?

– Она меня предала, – сестра отвернулась, сорвала с земли белый, покрытый придорожной пылью цветок клевера и покрутила между пальцами. – Я её убила.

– Ты её…

Он не договорил. Им, Во́ронам, даже произносить такие слова не стоило.

– Мы не можем никому доверять, – она резко выпрямилась, посмотрела прямо, пронзительно и с таким надрывом, что ему стало не по себе. – Никому, кроме друг друга.

Слышно было, как впереди на дороге скрипели колёса телеги и звенел варган. А здесь над клевером жужжали шмели, и солнце пекло так, что можно было увидеть, как от почти летнего зноя дрожал воздух.

Галка медленно, шаркая по пыльной дороге, подошла ближе. Её худое, острое лицо было задумчивым, напряжённым.

– У нас есть только мы, братик, – она заложила клевер ему за ухо и улыбнулась так же криво, едва уловимо, как он всегда улыбался сам.

– Ага, и ты так любишь меня, что изо всех сил пытаешься вперёд меня убить Буривоев.

Белый сам потянулся за поцелуем, привычно коснулся её губ, и сестра приоткрыла рот, вторглась языком в его. Её губы были сухими и горячими, шершавыми. Галка вечно кусала их.

Поцелуй вышел короткий, но жадный. Горький, как цветы полыни. Сестра запустила руку в его волосы, взъерошила, и Белый раздражённо отстранился, взял её за руку и заметил шрам на запястье. Он был свежий и кровоточил, как и его два шрама: за Константина и Велгу Буривой. Но у Галки шрам был всего один.

– Как любопытно, – задумчиво пробормотал он.

– Пошли, – сказала Галка. – А то этот ублюдок сочинит про меня ещё какую песню.

Но Белый не выпустил её руку.