– Нарывается скренорец. Однажды Мельця превратит его в лягушку.
Чародей поднялся и протянул Велге руку.
– Пойдём, цыплёнок. Нам ещё долго идти до Змаева Ока. Жаль, без музыки. Было бы веселее.
– Богиня! За что? Фу, это омерзительно! – Галку перекосило от отвращения, даже лицо её позеленело. – Да как можно было вообще сочинить такую дрянь?
– Это не дрянь, – обиделся Вадзим и остановился, чтобы убрать гусли. – Это моя новая песня.
– Как это может быть песней?
Белый тоже остановился подождать гусляра, но сам оглянулся на ушкуйников, тащивших ушкуй. Не стоило ожидать от них смирения. Они только и мечтали о возможности удрать.
– Вы слишком шумите, – не отрывая глаз от ушкуйников, произнёс Белый.
– А чего она? – надулся Вадзим, перекинул через плечо суму с гуслями и пошёл вперёд. – Песня ей моя не нравится… Вот возьму, – крикнул он, обернувшись, – и напишу про тебя песню.
– Это какую же? – задиристо взмахнув короткими белёсыми волосами, спросила Галка.
Пряди волос её выгорели на солнце, кожа на остром носу шелушилась и облезала. Сестра стала ещё больше похожа на мальчишку.
– Да про одну девку без сисек, которую ни один хороший мужик не захочет…
– Больно мне нужны мужики. Это к твоей мамаше без разбору шляются.
– Что ж ты, дрянь, какая грубая? – поморщился Вадзим.
– Иди на хрен!
Она злилась. Пусть и говорила правду, пусть на других мужиков ей и вправду было плевать, а всё же злилась. И потому прижалась к Белому, уткнулась носом ему в шею.
– Я хочу его убить.
Когда кто-нибудь другой кидался такими словами в ярости, это были пустые угрозы. Но Белый знал, как легко, без зазрения совести убивала Галка.
– Он член стаи, – возразил Белый и махнул Вадзиму рукой, чтобы тот шёл дальше. – Нельзя.
– У тебя самый дурной Клюв, каких я встречала.