– Раз у тебя есть… семья.
Коза выглянула из-за загона и снова потянулась к Грачу. Тот дёрнулся слишком резко. Цепь натянулась, и металл Холодной горы обжёг запястья ещё сильнее.
– Сука!
Грач был фарадалом. Он пришёл к Во́ронам уже достаточно взрослым, чтобы забыть свой родной табор. Он тайком молился чужим, непонятным чужим богам и читал заклятия на незнакомом языке. Он не любил оставаться в доме матушки и часто бывал в дороге. Но Грач всегда возвращался. Потому что другого дома и другой семьи у него всё равно не было. До этой весны.
Прежде Грач убивал ради госпожи. Но теперь ему было ради кого жить.
И всё же он по-прежнему оставался Вороном.
– Поклянись мне, что ты не пытался и не попытаешься навредить братству, – потребовал Белый.
– Клянусь, – легко, не задумываясь, ответил чародей.
– Что ж… У кого ключи от кандалов? Только у этого… их… хёвдинга?
– Скорее всего. У других не видел, – устало ответил Грач, но Белый заметил, как вспыхнули с надеждой его глаза.
– Значит, придётся отрубить тебе руки…
Они сцепились взглядами. Грач не выдержал и первым прыснул от смеха:
– Шутник хренов. Помоги мне, я сбегу так. Отдай мне посмертки.
– Бери.
Он опустился на колени, чтобы брат смог коснуться пальцами его груди.
Прежде он отдавал посмертки только матушке. Несколько раз, когда оказывался при смерти, забирал себе. Но второй раз за седмицу он дарил их чужим, чтобы спасти чужие жизни.
Вряд ли это понравилось бы госпоже.
Но было поздно. И выбора не было. Сила уходила из груди Белого Ворона, оставляя его пустым и усталым.
А раны на руках Грача, несмотря на кандалы, заживали.
– Достань перо с моей груди, – попросил брат. – Воткни.