Если верить Вадзиму, то Матеуш знал о договоре. Он пытался его отменить.
Гусляр не мог нарушить клятву, что связывала его с богиней смерти. Но он дал подсказку: тот, кто всегда был врагом Буривоев.
А не было страшнее врагов им, кроме Белозерских. Королева Венцеслава не была королевской крови. Она княжна, причём ненастоящая. Она потомок предателя и обманщика Белозерского, что сверг князя Буривоя.
Королева Венцеслава держала всю Рдзению и даже гордый, заносчивый Старгород в своих пальчиках так крепко, что ни духи Нави, раздиравшие земли, ни войны, уносившие жизни людей, ни голодные годы не смогли разрушить государство.
Одна-единственная прекрасная королева-лебёдушка правила Рдзенией так, как не правил ей прежде ни один мужчина. А Кажимеж Буривой мечтал эту Рдзению расшатать и вырвать Старгород из-под её власти.
Это Венцеслава поставила Матеуша над Старгородскими землями. Он бы не посмел пойти против её воли открыто. Поэтому он прятал Велгу, поэтому скрывал, что она выжила. И поэтому пытался перекупить Воронов.
Только всё бесполезно. Клятвы богам нельзя нарушить…
Но даже богам нужны люди. А люди были всего лишь людьми…
– Принесите мне платье, – холодно произнесла Велга, и голос её разрезал тишину, словно нож масло. – Какое у вас есть? Я хочу самое красивое.
Одна из холопок подскочила на ноги, кинулась к двери, и Белка поспешила выскочить из ложницы через открывшийся проход. Мишка остался с хозяйкой.
– Уже всё готово, господица, – она внесла в комнату расшитое жемчугом платье.
Велгу умывали, расчёсывали, крутили как куклу, но она не замечала почти ничего, погружённая в собственные мысли.
– Какая господица красавица, – ахнула холопка. – Какая тонкая у неё талия, какие волосы!
Велга с отвращением взглянула на себя в зеркало. Мутная гнутая поверхность зеркала врать, в отличие от холопки, не могла: Велга подурнела. Её кожа обгорела, облупилась, лицо распухло от слёз, глаза стали маленькими, красными, а губы раздуло, как у жабы. Она стала немногим краше Матеуша, а может, такой же уродливой.
– Хватит.
Ей были отвратительны лесть и ложь, пусть сама она вооружилась и тем и другим.
– Делайте дело и уходите.
Сама она не желала ни смотреть в зеркало, ни расчёсывать свои волосы.
– Чем я разгневала тебя, господица? – робко спросила одна из холопок.
– Ничем, – она изо всех сил сдерживалась, чтобы ещё больше не оскорбить глупую девку. Та всего лишь выслуживалась перед господами, опасаясь их гнева. – Просто… помолчи. Голова болит.