Огонь. И кровь. И скренорцев, перерезавших друг друга, и других страшных чужих людей.
– Скренорцы убивали друг друга. Мой жених… точнее, его сват… я видела, как он убил кого-то из своих.
Словно огромный напыжившийся воробей, Матеуш обернулся. Длинный кривой нос навис над тонкими губами.
– Так всех убили скренорцы? Зачем твоим сватам убивать Буривоев?
– Не только.
Он склонил голову к правому плечу:
– Не только?
– Ещё там был человек… оборотень. Он превращался в грача.
Матеуш оставался недвижим, но от его пристального взгляда Велге стало не по себе.
– И ещё… мужчина. Я видела, как он убил скренорца. Светловолосый, как ты, князь…
– Кто он? Ты видела его прежде? – вкрадчивый голос зазвучал жёстче.
– Нет.
– Запомнила его лицо? – голос звенел сталью.
Без следа испарились тепло и сочувствие.
– Нет.
Чудовищный горбатый человек у окна пугал больше, чем скренорцы, чем оборотень и мужчина с белыми волосами. Больше, чем вся минувшая ночь. Произошедшее казалось дурным сном, мороком. И всё случившееся виделось ненастоящим. Но князь-горбун был здесь, рядом, как и равнодушная тётушка, встретившая её без единой слезинки.
Отвернувшись, Матеуш долго смотрел в окно.
Ему было меньше лет, чем сейчас Велге, когда он только приехал в Старгород. Тогда все стремились посмотреть на «Белозерского уродца». Старший брат Матеуша, княживший тогда в Старгороде, едва не закончил жизнь в Мутной речке. Горожане уже собрались сбросить его с Сутулого моста за новые налоги на ввозимый товар, но тот успел сбежать. Вместо непутёвого князя королева Венцеслава прислала младшего брата.
Больше всего народ хотел поглазеть на него, потому что многие верили, будто он сын королевы. Только Белая Лебёдушка, как её прозвали ещё в юности, была писаной красавицей, да и покойный муж её не выглядел уродом. А за Матеуша, несмотря на всю его власть и богатства, ни одна девица не желала выходить замуж.
– Это всё потому, что мать, княгиня Белозерская, родила его в сорок лет, – шептались в толпе.