Из-за деревьев вышел гридень, подкинул сухого валежника рядом со сложенным костром. Он быстро, умело разжёг огонь, и к небу потянулся дымок.
– Скоро разгорится, – удовлетворённо произнёс он. – Да озарит Создатель твой путь, господица, – добавил он с лёгким поклоном.
Верно, он, в отличие от холопки, не понял ещё, как переменилось у остальных отношение к дочке Кажимежа Буривоя.
– Держи, – холопка всучила ей с десяток восковых свечей.
Три свечи горели уже на могилах: за упокой каждого из Буривоев. Провожать неизвестную девку, которую по ошибке похоронили вместо Велги, князь посчитал неправильным. Молитвы будет достаточно.
– Не оставляйте меня! – не выдержала Велга и попыталась схватить Тихону за руку. – Умоляю! Мне страшно.
– Ты что?! Что такое говоришь? – надулась холопка. – Как можно, господица? Мёртвых побойся. Они разозлятся, если ты не одна тут будешь. Восстанут из могил.
– Но… пожалуйста, умоляю…
– Нет! Князь сказал, что ты одна должна провести три ночи на могилах родителей. Так положено. Не хочешь, чтобы насильно умертвлённые поднялись, так стереги их покой. Одна!
– Но я девушка…
– Так не моя вина, что мужчин в твоём роду не осталось.
Не сказав больше ни слова, холопка пошла к повозке. Велга наблюдала, как Тихона неловко взобралась на козлы, рядом с князем сесть не посмела. Гридень примостился подле.
Издалека было не разобрать лица Матеуша, но он смотрел прямо на Велгу. Поднял тонкую руку с птичьими пальцами, прощаясь. Она прижала свечи к груди. Поджав губы, едва сдерживаясь, чтобы не кинуться следом за князем, упасть к нему в ноги и умолять забрать с собой, отправить вместо неё гридня или хотя бы оставить с ней кого-нибудь из людей, да пусть даже наглую холопку.
Дрожа, точно осиновый лист на ветру, Велга стояла прямо, не шевелилась. И когда повозка тронулась, она следила, не отрывая глаз, как скрывался за поворотом, за тёмными ольхами князь Матеуш. А он смотрел, обернувшись через плечо, на неё, не опуская руки.
И можно было представить, как он прошептал на прощание:
– Одинокое дитя…
Но затих топот копыт, и только ольховая роща вокруг шуршала, тихо потрескивая, ей отвечал костёр, птицы пели так сладко, так влюблённо, что стало тошно от их радости.
Долго Велга смотрела на дорогу и всё надеялась, что князь за ней вернётся или что приедет её жених, да пусть даже сват, который объяснит, что она, глупышка, всё неверно поняла. Не убивал он её слуг, не резал своих товарищей. Он прознал про других убийц предателей, про оборотня и мужчину в тенях, про всех, кто хотел причинить ей вред. Он не хотел обидеть ни её отца, ни брата. Всё вышло случайно… это ошибка. Ошибка. Ошибка.
– Кра!
Сладкую песню беззаботных пташек оборвал раскатистый крик ворона, и Велга выронила из рук свечи, они рассыпались по свежевскопанной земле. Она застыла, прижав руки к груди, открыв рот в беззвучном вопле.