Севастополист

Таким оказался путь Инкермана в Башне – путем равнодушия.

За всеми этими мыслями я так и не нашел, что ему ответить. Но на экране уже возникла новая строка.

«Знаешь что? – написал Инкерман. – А я ведь был наверху! Я вернулся».

Я посмотрел на него с сомнением, но Инкер выдержал взгляд.

«Ты рехнулся, – наконец написал я. – Мы общаемся по вотзефаку, а если б ты был наверху…»

Палец случайно нажал на отправку, и сообщение улетело Инкеру. Но едва я хотел продолжить, как тут же выскочил ответ.

– Невероятно, – прошептал я. – Как ты это делаешь?

«Я поднялся наверх, не сдавая лампу, – объяснял Инкерман. – И я не шел по коридору, а попал сюда прямиком сверху».

«И ты хочешь сказать, что у тебя не забрали лампу и отпустили сюда?! Мол, заходи еще, коль пожелаешь? Или подари соседям по селу? Так?»

Я и сам не особо верил в то, что писал. Но все же было интересно, что он мне ответит, как сумеет выпутаться.

«Я не оставлял им лампу! Я не оставил эту долбаную лампу! Я бросил ее в пропасть».

На сей раз я долго и пристально всматривался в него через стекло. Каждая буква сообщения прямо кричала, выдавая истерику, нерв. Но человек напротив меня был спокоен, почти неподвижен. И даже не думал смотреть на меня – только в экран.

«В какую пропасть?» – только и смог спросить я.

«Посмотри, – ответил Инкер. – Ты уже был у двери. Загляни в нее».

Я бросил на него сердитый взгляд, но в самом деле отправился смотреть. Так или иначе, это было лучше болтовни – попытка разобраться самому.

Вотзефак завибрировал, только когда я прошел через всю площадь, нырнул в знакомый коридор и дошагал до «полыхающей» двери.

«Социальный лифт на Пребывание был последним в Башне, – написал мне Инкер. – Дальше лифты не ходят».

Сперва я подумал, что это дурацкая шутка, затем – что повод поймать его на вранье: ведь как он побывал выше, если нет лифта? А потом меня осенило.

«Это как с троллейбусом-«восьмеркой», помнишь? – прочитал я на экране. – Вроде маршрут есть, а вроде и нет. Доберется только тот, кто сильно хочет. И так же сильно верит».

Я не рискнул открыть дверь, к тому же побаивался, что сделать это можно лишь однажды. Мне хотелось услышать какие-нибудь звуки из-за двери, подтверждавшие, что там есть жизнь, – ведь если там горит костер, он хотя бы должен трещать. Было понятно одно: там нет социального лифта, потому что ни один лифт не поедет, если он объят пламенем. А мне нужен был лифт. Мне нужно было выбираться отсюда.