– Полпоза, – повторил Партенит удивленно. – Будто не знаете?
– Нет, – сказал я простодушно.
– Ну да, вы же впервые… Полиция мы. Полиция позитива.
– И что же надо уладить? – непонимающе произнес я.
– А вот теперь уже ваш ход. Мы со своей стороны создали вам все условия.
Через прочную решетку его «со своей стороны» прозвучало издевательски. Партенит поднялся и медленно куда-то ушел, а я остался сидеть на холодном и мокром полу. Облегающий костюм смотрелся на жирной заднице директора просто омерзительно, а при виде заплывших жиром бледно-синюшных ног меня и вовсе затошнило. Но я заставил себя удержаться и не съязвить, а вместо этого крикнул:
– А почему вы все такие черные, директор?
Он не стал возвращаться и только бросил на ходу:
– Мы не черные, мы блестящие. Отряд «Блестящие», слыхал? А, ничего ты не слыхал… Кого к нам только не приводят!
Я ненадолго остался в одиночестве. Радоваться было, конечно, нечему, но кое-что приятное все-таки оставалось: в моей клетке работал вотзефак.
«Инкер, тут проблема. Я попал в Полицию Позитива. Это из-за того, что я до сих пор под влиянием дурацких коктейлей?» – застрочил я.
«Не нужно было писать мне то, что писал».
«Бомба!» – осенило меня. Нельзя было писать про бомбу.
«Но ведь это было, я же не придумал».
«Было, не было, не важно. Полпоз реагирует сразу».
«Откуда ты знаешь, Инкер?»
«Я тоже у них был. Помнишь, долго не отвечал?»
«И что?» – торопил я, словно боялся, что он не успеет ответить, что-то помешает.
«Там странная такая тема – тебе нужно учить притчи. И тогда сможешь выбраться», – написал наконец Инкерман.
Не помню, сколько я проторчал в той сырой дыре, гадая над словами Инкермана – он почему-то не стал мне объяснять дальше: «Полпоз не позволяет рассказывать больше», – написал он напоследок и умолк.