Севастополист

– Да? – Я смотрел на него, и из моего рта текла слюна. Заметив, я стал убирать рукой и понял, какое отвратительное зрелище представляю. Но Кацивели неожиданно произнес:

– Ты мне нравишься. Да-да, серьезно. И поэтому я дам тебе еще одну вещицу, убойную. Это будет круче, чем куст.

– Так бывает? – спросил я.

– Бывает все.

Он поставил передо мной банку, и я непонимающе уставился на нее: банка выглядела пустой. Но – что удивительно – крышка была запаяна, и открыть ее, по всей видимости, можно было, только приложив недюжинные усилия.

– Не распаковывай раньше, чем надо, – посоветовал Кацивели.

– Что это? – спросил я.

– Воздух города Севастополя. Настоящего. Того, что внизу.

Кучерявый

Я долго искал выход. И даже возвращался к человеку в пиджаке и донимал его. Он терпеливо показывал, а я уходил и терялся опять. Казалось, что так будет бесконечно. Но я не хотел оставаться в Хрусталке. Я был слишком жив для нее. А может быть, после нее?

– Поиск выхода! – Я поднимал палец вверх и долго стоял так, но никто, кроме Кацивели, не обращал на меня внимания. – Это единственное, что нас всех объединяет. Подумайте об этом.

– Я думаю, – кивал мне Кацивели. – Постоянно об этом думаю. Таково мое место здесь. Найди же и ты свое.

Наверное, он хотел сказать «проваливай уже» и, кто его знает, вернись я еще раз, может быть, так и сказал бы. Но я не вернулся, и больше мы не увиделись.

Зато я, кажется, понял, зачем здесь был черный зал перед выходом – тот, где я встретил усатого. Здесь приходили в себя. Действие горьких коктейлей, конечно же, не прекращалось, но мне становилось хотя бы немного лучше. Темнота приводила в порядок и мысли, помогала перейти из одного состояния в другое. Насладившись ею, я отправился бродить по огромной Башне, снова искать что-то, так и не понимая – что.

Может быть, я искал музыку. Мне так не хватало ее! Внизу, на Северной, я подбирал записи и слушал их потом в машине. Где искать музыку здесь, в Башне, я не подозревал. Но после коктейлей мне так хотелось слушать, я ощущал физически эту необходимость, меня ломало, трясло, сгибало пополам. В голове проносились десятки песен, которые я слушал прежде и запомнил, и я стал подпевать – вернее, подвывать – своим воспоминаниям. Мне срочно нужна была музыка! Спросить было не у кого – прохожие шарахались от меня, и все, что оставалось, чтобы не чувствовать себя одиноким, – это вотзефак. Я немедленно набрал сообщение Фе.

«Ты не знаешь, где здесь найти музыку?»

Но Фе не отвечала – она словно растворилась в невидимых волнах, которыми нас всех связывал вотзефак. Вдруг она потерялась на перекрестке линий, что спешат от человека к человеку, вдруг не туда свернула? И ищи ее теперь… Но Фе была «активна» – ее желтый огонек горел, а значит, она не ушла с уровня и не оставила лампу. Она была здесь, рядом! Почему же не отвечала?

Я бесцельно шатался по проспектам и, казалось, встретил здесь все. Даже зал накладных носов. Они были вполне реалистичны – настолько, что нос, взятый в зале у хозяина Дядюшки Носа (как это было бы смешно, не будь мне тогда плохо!), был неотличим от настоящего. Дядюшка Нос был человеком, спрятавшимся в костюм, изображавший… что бы вы думали? Огромный нос. Он терпеливо объяснил гнусавым голосом, что, когда накладной нос надоедает жителю уровня, тот в любой момент имеет право принести его обратно, сдать или обменять. На мой вопрос, зачем все это нужно, он начал качаться из стороны в сторону и наконец подпрыгнул, как будто бы гигантский нос чихнул. Это было довольно смешно, и встреть я такого чудака в Севастополе, наверняка бы от души повеселился.

Но в Севастополе не было чудаков.

«Ну почему я жду от Башни чего-то совсем другого?» – задавал я себе вопрос и вместо ответа находил лишь новые вопросы: а почему я вообще что-то жду от Башни? И даже так: почему я вообще жду?