Избранное

— Ион, выведи его в коридор! — приказал врач. — А ты с чем? — повернулся он к Ливадэ.

— Это вы мне скажете, — отозвался тот; все это время, пока исследовали цыгана, он стоял у двери.

— Я тебе господь бог, что ли? Что болит, спрашиваю?

— Голова. Температура высокая.

— Подойди ближе. У студентов всегда что-нибудь болит. Выдумываешь ты все! Ничего у тебя не болит! Ни-че-го! — пропел доктор.

— Болен я.

— Я же вам ясно сказал: я у вас ничего не нахожу. Студент, а бестолковей этого цыгана, ей-богу! Хотите, обратитесь в другое отделение.

Ливадэ оделся, вышел. В коридоре скорчившись сидел цыган и все еще кашлял, упрятав лицо в колени.

— Куда мне идти, барин?

— Куда глаза глядят. Видно, нам с тобой лишь на том свете помогут.

Перевод С. Флоринцевой.

ТЭЯ

В столовой студенческого общежития ужинали. Уже и мест свободных за столиками не было, а народ все валом валил.

Сидя или стоя, прислонясь спиной к стене, размахивая кто вилкой, кто надкушенным куском хлеба, молодые люди спорили, хохотали, толкались. Громкий возглас взметнулся в одном конце, в другом, и вот уже бушующее пламя голосов охватило весь вал, рвется из дверей, из окон, гудит в коридоре, угрожает дотянуться до крыши и вдруг поникает, замирает, гаснет, сменяется торопливым топотом ног, грохотом отодвигаемых стульев, звяканьем вилок, ножей, тарелок. По залу от одного столика к другому забегали с подносами официанты в белых форменных тужурках, роняя на бегу «спасибо» и «сей момент».

За столиком в глубине зала сидит студент философского факультета Дудуля — долговязый парень, нос крючком, белесые волосы чуть ли не в глаза лезут — и уписывает ужин так, что за ушами трещит.

Воздев вилку, он благосклонно оглядывает накрученные на ней макароны, а запихнув в рот, утирает губы тыльной стороной ладони и продолжает с полным ртом начатое повествование.

— Вчера вечером в «Метрополе», — говорит он так тихо и доверительно, что и на другом конце столовой слышно, — я познакомился с господином полковником королевской гвардии, советником министерства иностранных дел и двумя актеришками… — При этом он называет всем известные имена. — Шампанское лилось рекой. После «Метрополя» закатились мы в один славненький кабачок, потом — в другой и расстались лучшими друзьями, на «ты»… Который теперь час? — вдруг спохватывается он, обрывая сам себя.

— Четверть девятого.

— Ну, это еще ничего. Подождет. Хотя наверняка будет дуться, — рассуждает он вслух и в ответ на недоуменные взгляды снисходительно поясняет: — Приехала жена нашего сельского нотариуса… Помпончик. — Он собирает в щепотку пальцы, словно собирается перекреститься, целует их и добавляет: — Розанчик!

Здесь таких днем с огнем не сыскать. У нотариуса денег куры не клюют, собственный автомобиль, но она за нотариуса по принуждению вышла, родители настояли. Она хотела бежать с Дудулей, тайно обвенчаться, да он не согласился. У него свои «принципы», станет он жертвовать ими в угоду взбалмошной девчонки.