Избранное

Горделивая, как королева. Может, оно и к лучшему, что ушла, а то от волнения он слова не мог сказать, сочла бы его недотепой.

Потом все уладилось, они помирились. Но вскоре она уехала из Турды, перевелась в другую школу. А адреса ему не оставила. Он чуть не спятил от горя, чуть выпускные экзамены не завалил.

Потом поступил он в университет, увлекся математикой. Лекции, факультативные работы, нелегкая, полуголодная студенческая жизнь… Все остальное отошло на второй план, казалось далеким, забытым…

Официант стал вытирать стол, и Опришу пришлось подняться.

«Пойду позанимаюсь, — решил он, стараясь отвлечься от нахлынувших воспоминаний. — Размечтался! Поэт нашелся! Все! Баста! Поезд ушел. Что было, прошло, быльем поросло. Теперь, у меня другая жизнь, блистательная будущность, через год займу место ассистента в университете…»

Он взял в гардеробе плащ, накинул на плечи. Тэя!.. Тэя!.. По сердцу словно провели каленым железом. Не было уже ни покоя, ни благополучия…

В дверях давка. Студенты стаскивают на ходу плащи, швыряют пареньку-гардеробщику, взбегают по лестнице, со всех ног мчатся в столовую.

Встречный поток движется не спеша. Студенты громко переговариваются, задерживаются около зеркала, чтобы поправить галстук, пригладить волосы, прежде чем выйти на улицу. То тут, то там слышатся обрывки разговоров:

— Пойдем прошвырнемся по Главной?

— И я с вами, погодите, только шляпу надену.

— Эй, Раду, займи мне место в столовке!

— И мне!

— И мне, — вторит словно эхо молодой человек, едва-едва успевший просунуть в дверь голову.

Со всех сторон сыплются высокопарные и шутливые возгласы:

— Привет искусствам!

— Слава науке!

— Нижайшее с кисточкой рыцарю пиковой дамы!

Оприш с трудом пробирается сквозь шумную толпу, ловко увертываясь от многочисленных приятелей, которые со свойственной юности «деликатностью» волочат его за собой.

Опираясь на перила, он поднимается вверх и впервые в жизни замечает, какая у них пыльная и замусоренная лестница…

Он стоит и явственно слышит, как гулко отдаются его шаги, когда он идет по темному пустынному коридору. Видит перед собой сводчатую, похожую на пещеру комнату, заставленную кроватями, где возле каждой словно удавки висят ремни для правки бритв. Он видит стоящий посреди комнаты стол, заваленный книгами, тетрадями, ручками, чернильницами. Все это кажется ему до тошноты уродливым. Уродливым и отвратительным. Окажись он и на самом деле сейчас у себя в комнате, он вряд ли мог бы приняться за любимые книжки, скорей удавился бы на одном из ремней.