Мэтт принялся пить. Казалось, он пьет из бутылочки с соской.
– Он сделан из… чего-то вроде рыбьего желудка, – объяснил Оскар. – Снаружи гладкий, а внутри как губка. О, не смотри так, Текс! Он совершенно стерилен!
Текс попытался выпить воды, не смог с собой справиться и взялся за пищу.
После еды кадеты устроились поудобнее, почувствовав себя намного лучше.
– Кормят здесь, пожалуй, неплохо, – заявил Текс, – но знаете, чего мне сейчас хочется? Стопку оладьев. Мягких, золотистых, только с плиты…
– Заткнись, Текс! – сказал Мэтт.
– …на сливочном масле, и они прямо плавают в кленовом сиропе… Ну, ладно, ладно. Я чего… я могу и заткнуться. – Он расстегнул сумку и достал оттуда гармонику.
– Вот это да! – удивленно воскликнул он. – Совершенно сухая!
Он взял несколько нот, потом исполнил «Косоглазого летчика».
– Перестань, Текс, – попросил Оскар. – Здесь же больной, неловко как-то.
– Думаешь, он слышит? – Текс с беспокойством посмотрел на офицера.
Турлоу повернулся набок и что-то сказал в бреду. Мэтт нагнулся к нему.
– J’ai soif, – пробормотал лейтенант, а затем повторил, совершенно разборчиво: – J’ai soif[62].
– Что он говорит?
– Не знаю.
– По звучанию похоже на французский. Кто-нибудь из вас знает французский?
– Только не я.
– И не я, – присоединился Мэтт. – А с чего это он вдруг заговорил по-французски? Я всегда считал его североамериканцем, он говорит на бейсике с тем же акцентом, что и все мы.
– А может, он франкоязычный канадец?
Текс встал на колени рядом с лейтенантом и пощупал у него лоб.