– Да, – сказал Дэвид. – Но ведь ты не будешь всю жизнь рассказывать о первой прогулке верхом в Стипльчез-парке или о том, как ты сама, без всякой помощи, управляла самолетом, полностью оторвавшись от земли, высоко в небесах?
– Я поняла, – сказала Кэтрин. – Посмотри на меня. Мне уже стыдно.
Дэвид обнял ее рукой.
– Не надо стыдиться, – сказал он. – Просто вспомни, как старушка наследница стала бы делиться воспоминаниями о том, как она села в самолет – сама, в самолет – и как не было ничего между ней и землей – вообразите себе: землей с большой буквы «З», и это был ее самолет, и они могли разбиться на мелкие кусочки, и она, и ее самолет, и тогда она потеряла бы свои деньги и свое здоровье, и свой разум, и саму жизнь свою с большой буквы «Ж», и своих близких, или тебя, или меня, или Иисуса – все с большой буквы, если бы она «разбилась» – слово «разбилась» возьми в кавычки.
– Ты когда-нибудь управляла самолетом, наследница?
– Нет. Теперь уже и незачем. Я хочу выпить еще. Я люблю тебя, Дэвид.
– Поцелуй ее так же, как в прошлый раз, – сказала Кэтрин.
– Потом, – сказал Дэвид. – Сейчас я занимаюсь коктейлями.
– Как же я рада, что мы все помирились и теперь у нас все замечательно, – сказала Кэтрин.
Сейчас она была весьма оживлена, в ее голосе почти не было напряжения, он стал таким, как всегда.
– Я забыла про сюрприз, который наследница купила сегодня утром. Пойду схожу за ним.
Когда Кэтрин ушла, девушка взяла Дэвида за руку, крепко сжала ее, поднесла к губам и поцеловала. Они сидели и смотрели друг на друга. Словно в рассеянности, она гладила его руку, потом переплела свои пальцы с его пальцами и затем отняла руку.
– Нам не нужно разговаривать, – сказала она. – Или ты хочешь, чтобы я произнесла речь?
– Нет. Но иногда нам все же придется разговаривать.
– Ты считаешь, мне лучше уехать?
– Да, если ты умная девушка.
– Тогда поцелуй меня, пожалуйста. Чтобы я знала, что мне все-таки можно остаться.
Вошла Кэтрин в сопровождении молоденького официанта, который нес на подносе большую банку черной икры в чаше со льдом и тарелку с тостами.
– Какой чудесный поцелуй, – сказала она. – Теперь, когда все это видели, мы можем больше не опасаться скандала или чего-то в этом роде. Они там режут яйца и лук, сейчас принесут.
Икра была серовато-черная, крупная; Кэтрин накладывала ее ложкой на тонкие кусочки поджаренного хлеба.