Отец умел обращаться со злом. Он побеждал его с неизменной легкостью, не оставляя ему ни малейшего шанса, не позволяя обрести форму, значение и власть. Отец знал, чего от него ждать, как если бы оно было его старым проверенным другом, но зло, нанося ему удар, оставалось в неведении, насколько глубоко оно сумело его задеть. В отличие от большинства людей отец был неуязвим для зла, убить его могла только смерть.
Наконец Дэвид понял, о чем думал отец, но решил не вставлять этого в рассказ. Он просто рассказал, что отец делал и чувствовал, – и в этом был он весь, и когда он говорил с Моло, он говорил только то, что думал. Отец отлично выспался, устроившись на земле под деревом, а потом проснулся и услышал лай леопарда. Он прислушался, но леопард больше не выдал себя, и отец снова заснул. Сегодня опасаться было нечего: в лагере оставалось много мяса. Утром, сидя возле остывающего костра с кружкой чая в облупившейся эмалированной кружке, отец поинтересовался у Моло, съел ли леопард их мясо, и Моло ответил
Уже второй день они шли по лесистому, похожему на парк склону горы. Под вечер отец объявил привал. Сегодня все его радовало: и место, где они расположились, и замечательная погода, и то, что они прошли внушительный отрезок пути. Дэвид научился смотреть на мир глазами отца и так же, как он, забывать о плохом и ничего не бояться. Вместе с отцом и его спутниками он поднимался по заросшему лесом склону горы, и так же, как у них, впереди у него были еще одна ночь и еще один день.
И потом, когда он покинул эту страну, запер дверь кабинета и отправился в бар, он продолжал чувствовать постоянную незримую связь с отцом.
Он сказал официанту, что не будет завтракать, и попросил принести виски с перье и утреннюю газету. День был уже в разгаре. С утра Дэвид собирался съездить в Канны, чтобы договориться насчет починки старой «изотты», но понял, что опоздал: после полудня гаражи закрывались. И Дэвид остался в баре – если бы в гостинице жил отец, в этот час он наверняка нашел бы его именно здесь. Не успев спуститься с горы, где оставался отец, Дэвид тут же заскучал по нему. Здешнее небо напоминало ему то небо, что он покинул, – высокое, голубое, в белоснежных кучевых облаках. Ему казалось, что отец находится вместе с ним в этом баре, но, бросив взгляд в зеркало, он увидел только собственное отражение.
Ему хотелось бы задать отцу пару вопросов. Отец, который всегда шел только вперед, сметая на пути любые преграды – и в этом ему не было равных, – однажды дал сыну изумительный совет. Он выцедил его из горького коктейля своих прошлых ошибок, слегка освежив теми, которые был уже готов совершить, и оформил столь четко и ясно, как мог это сделать лишь человек, который отмахивается от грозных пророчеств о грядущей каре небесной с той же беспечностью, с какой мы мимоходом проглядываем меры предосторожности, набранные мелким шрифтом на обратной стороне билета на трансатлантический пароход.
Дэвид не сумел удержать в голове образ отца, но совет его прозвучал достаточно ясно, и он улыбнулся. Возможно, отец сказал бы это точнее, но Дэвид уже устал писать и чувствовал, что сейчас не сумеет передать в полной мере неповторимый стиль отца. Отец был неподражаем, особенно когда бывал в ударе, в том числе и для себя самого. Сейчас Дэвид наконец понял, почему так долго не мог приняться за этот рассказ, и понял также, что если немедленно не прекратит думать о нем, то уже никогда не сможет его завершить.
«Ты должен думать о работе только тогда, когда пишешь, и забывать сразу, как только откладываешь перо. Радуйся тому, что работа наконец пошла, и не топчись на одном месте. Если уж ты не можешь уважать себя за тот образ жизни, который ведешь, уважай хотя бы свое ремесло. В этом по крайней мере ты знаешь толк. Но какая жуткая история. Видит Бог, это было страшно».
Дэвид потягивал виски с содовой и смотрел, как тихо спускаются летние сумерки. Он уже забыл о работе; «зеленый змий» помог взглянуть на вещи проще.
«Интересно, куда запропастились девушки? Надеюсь, сегодня их позднее возвращение не предвещает новых проблем», – подумал он и тут же отмел тревожную мысль. Как истинный сын своего отца и к тому же писатель, он неизменно надеялся на лучшее, а после виски тем более. Дэвид, сколько он себя помнил, всегда просыпался с ощущением счастья, которое могло рассеяться позже, днем, но только в том случае, если происходило нечто совсем уж из ряда вон. Вот и сегодняшний день он принял так же благодарно, как все остальные. В последнее время собственные невзгоды не причиняли ему страданий – во всяком случае, так ему казалось, и причинить ему боль могли только страдания других людей. Он верил в это, потому что еще не знал, как часто в человеке проявляются черты, которых он сам в себе не подозревает, и как сильно и неожиданно могут измениться другие люди, но сейчас ему было удобно думать именно так. Он снова вспомнил про девушек. Куда же они запропастились? Поплавать сегодня уже не удастся, но все равно ему хочется поскорее их увидеть. Он думал о них так, словно они были одним целым. Дэвид пошел в свою комнату, принял душ и побрился. Бреясь, он услышал, как к дому подкатил автомобиль, и вдруг ощутил в душе пустоту. С улицы доносились смех и голоса. Дэвид надел чистые шорты, рубашку и вышел узнать, что его ждет на этот раз.
Они выпили по коктейлю и пошли обедать. Сегодня они заказали легкие блюда и тавельское вино. Когда подали сыр и фрукты, Кэтрин спросила:
– Сказать ему?
– Как хочешь, – сказала девушка.
Она взяла бокал с вином и сделала несколько глотков.
– Прошло столько времени, что я уже забыла, с чего надо начать, – сказала Кэтрин.
– Не помнишь? – удивилась Марита.
Дэвид подлил себе тавельского.
– Может быть, сразу перейдешь к сути? – предложил он.
– Суть я помню, – сказала Кэтрин. – Вчера ты провел сиесту со мной, а потом пошел в комнату Мариты. Сегодня ты можешь сразу идти к ней. Кажется, я все испортила. Словом, я хочу, чтобы сегодня мы провели сиесту все вместе.
– Это уже не называется сиестой, – услышал Дэвид свой голос.
ebooksa